— Ты смотрел мне в блузку.
Були покраснел и покачал головой.
— Ты ошибаешься.
Она подняла красивые брови. Они были рельефнее, чем у людей, и Були подумал, что в них есть что–то кошачье.
— Неужели? Тогда объясни это. Он и не подозревал об эрекции, пока девушка не
коснулась одеяла. Оскорбляющий виновник поник и исчез.
— Сладость Ветра?
Голос был низкий, определенно мужской и раздавался откуда–то поблизости.
Девушка положила два пальца на губы Були — знак молчания у наа — и прошептала:
— Это мой отец. Закрой глаза и притворись, что спишь.
Були хотел спросить, зачем, но что–то в ее интонации
заставило его передумать. Легионер закрыл глаза. Послышался скребущийся звук, за ним — металлическое позвякивание и шорох рядом с кроватью. Тот же самый голос заговорил снова, на этот раз громче.
— Как он?
— Лучше. Думаю, что лучше, но он еще спит.
— Спит или без сознания?
— Спит. Он просыпался на пару минут, — спокойно сказала Сладость Ветра.
Були чуточку приоткрыл глаза. Он увидел мужчину шести футов роста, с белым мехом на груди и черным на остальном теле.
Дальнепуть Твердый удовлетворенно хмыкнул.
— Отлично. Дай мне знать, когда он проснется. Мы убьем его и пошлем его голову генералу Сент—Джеймсу.
Сладость Ветра поправила одеяла.
— Решать тебе, отец, но у нас давно не было пленных, а до собрания совета осталась всего неделя.
Твердый задумался. Предъявить человека на предстоящем совете? А ведь это мысль. Устроить маленькое представление с пленным легионером, чтобы напомнить всем об успешной засаде. Неплохая идея, особенно когда молодые вожди вроде Долгой—Езды Убивающего Наверняка кусают за пятки. Нет, это просто отличная идея! К тому же Твердый никогда не питал склонности к хладнокровным убийствам и только говорил подобные вещи, потому что этого от него ждали. Твердый с уважением взглянул на дочь.
— Ты унаследовала не только красоту своей матери, но и ее ум. Сделаем, как ты предлагаешь. Только знаешь что…
— Да? — терпеливо спросила Сладость Ветра.
— Человек произвел бы большее впечатление, если бы был на ногах и в полном боевом облачении.
Сладость Ветра согласно кивнула:
— Я посмотрю, что можно сделать.
Твердый коснулся щеки дочери и ушел. Сладость Ветра присела на постель Були.
— Теперь можешь открыть глаза. Легионер открыл.
— Ты слышал?
— Да, — хрипло выдавил он. — Ты спасла мне жизнь. Но почему?
Сладость Ветра посмотрела на него. В ее спокойных серых глазах отразились какие–то эмоции, но Були не смог определить ни одну из них.
— Скажи мне, человек… почему дует ветер?
Вопрос застал его врасплох. Легионер стал придумывать псевдонаучный ответ, но у него ничего не вышло.
— Потому что дует? Сладость Ветра улыбнулась.
— Правильно. А теперь спи. Тебе нужен покой.
Генерал Айан Сент—Джеймс направил дистанционный пульт на потолок и нажал на кнопку. Белая штукатурка исчезла, и вместо нее появился большой голографический экран. Картинка показывала ту же самую кровать, на которой он сейчас лежал, за тем исключением, что его собственная электронная версия была голой, как и Марианна Мосби.
Конечно, это была ее идея. Сент—Джеймс был слишком стыдлив, чтобы делать что–либо подобное по собственной инициативе. Но Марианна настаивала и, как всегда, добилась своего.
Ho Сент—Джеймс был рад, потому что эта запись — дна из немногих, оставшихся на память о ней, и единственная, где Марианна была обнаженной. Однако за все приходится платить. И в данном случае цена — лицезрение собственного голого зада (весьма малоприятное зрелище) и понимание, что на протяжении всего действия Мосби не отрывала глаз от камеры. Офицер грустно смотрел, как она улыбнулась ему через его собственное плечо, пододвинулась для более интимного кадра и дошла до довольно громкой кульминации.
Было немного обидно, что она больше наслаждалась от того, что их страсть записывается, чем от самого акта.
Сент—Джеймс нажал кнопку, и изображение исчезло. В комнате стало темно. Фильм должен был рассердить его, должен был заставить забыть Мосби, но он не сделал ни того, ни другого. Ибо в тысячный раз Сент—Джеймс спросил себя, где она и что делает? Наверняка это как–то связано с нападением на Мир Уэбера, но Сент—Джеймс хотел бы знать точно. Посыльная торпеда прибыла двое суток назад и вместо того, чтобы ответить на вопросы, поставила новые.
Империю атаковали. Мир Уэбера пал. Убиты миллионы штатских и тысяча легионеров. Среди них были одноклассники, друзья или враги. Всех их будет не хватать, о них будут помнить и добавят к спискам тех, кто погиб в бою. «Это своего рода бессмертие, — размышлял Сент—Джеймс, — так как Легион чтит своих мертвых превыше всего остального».
Но он–то был жив, и перед ним стояли вполне определенные проблемы. В полученном приказе ясно говорилось: усилить подготовку, сохранять высокую боеготовность и приготовиться к эвакуации. Не «развертывать», что имело бы смысл, учитывая хадатанское нападение, а «эвакуировать» — бежать. В этом нет ничего удивительного, так как приказ подписан адмиралом Сколари, этим трусливым ничтожеством, но есть о чем беспокоиться.
Что, если советники императора договорятся? Что, если Марианна уступит? Нет, это немыслимо, Марианна исключительно настойчивый руководитель. Она никогда не забудет свой долг… и не сделает ничего, что подвергнет риску базу Легиона на Альгероне.
Нет, она будет бороться, в чем Сколари скоро убедится. Сент—Джеймс с нетерпением ждал до конца вестей. Хотя официальная информация проходила через канцелярию Сколари, Легион имел собственную систему связи, и Марианна воспользуется ею.
Сент—Джеймс сцепил руки за головой. Как назло, наа именно сейчас предприняли наступление… но что поделаешь, такова жизнь.
К месту засады был послан тяжеловооруженный отряд. Он вернул в форт все тела, кроме тела старшего сержанта Були. Патрули все еще искали сержанта, но, сказать по правде, Сент—Джеймс почти не надеялся найти его.
Это была настоящая потеря, так как легионеры вроде Були появляются не каждый день. Это был истинный доброволец, человек, который вступил в Легион в поисках приключений и остался, потому хорошо знал свое дело.
Сент—Джеймс перевернулся, сел и поставил ноги на пол. Нравится ему или нет, империя находится в состоянии войны. Самая грязная, рискованная и дурацкая работа достанется Легиону. Его задача — подготовить своих солдат. Генерал встал и направился в душ.
Гуннер вышел из небольшого лифта — одного из индивидуальных, — направил видеокамеру на небо и увидел, что с минуты на минуту наступит ночь. На Альгероне это ничего не значило, но все же действовало успокаивающее, так как темнота традиционно ассоциируется со свободным временем.
