но отрезвил.
Со всех ног разогнавшись по сырой земле, он старался успеть за одиноким лучником, что лихо взбирался с помощью кошек. Шарон остановился, рассматривая руки – на них не осталось знаков, поднял рукав, насколько смог, но и там не было ничего. Чистая светлая кожа, как будто клейм никогда не было. Без единого слова, лишь на внутренней злости, он вскинул руки, разумом призывая беспощадное пламя. Длинные языки вырвались из пещеры словно из пасти дракона, растапливая снег и тотчас выпаривая оставшуюся воду.
Шарон не понимал, сколько времени он выжигал свою злость и бессилие, когда руки просто опустились. За его спиной была мертва та, кого он поклялся беречь. Мертва от его ошибок, он ведь мог услышать, еще до входа в пещеру. Та часть его, что научилась слышать людей и чувствовать, снова начинала каменеть.
– Я отвечу за это, – выдернув из её спины стрелу, он поднял тело, прижимая к себе, – но сначала я сделаю то, ради чего ты оказалась здесь, – стерев с уголка её губ, застывших в слабой улыбке, дорожку крови, Шарон гладил бледные щеки, – хестор, – плотно прижав её к груди на мгновение, он опустил тело на землю.
Плотное покрывало мха обтягивало пещеру, пряча каждый острый камень и узкую расщелину. Поверх него появлялись мелкие красные и белые цветы, полосами стекаясь к магу. Лозы в шипах переплели потолок пещеры, а тонкие нежные побеги, свисающие вниз, покрылись бутонами. Шарон оглянулся на выход, где всходила полная луна.
– Да буду я проклят самой совестью и Смертью, но лишь когда отомщу, – оставив робкий поцелуй на её губах, Шарон поднялся и больше не оборачиваясь покинул пещеру.
***
– Анис, я не знаю, как расценивать это послание, – Кор ворвался в зал, где ранее заседал совет, с небольшим клочком бумаги.
Парень развернулся к гостю. В нём вдруг поднялась волна беспокойства, хоть он и не знал, что принес разведчик. Одновременно опустившись на стулья, они не сводили друг с друга глаз. Пять дней, как вышла принцесса, четыре – как следом за ними ушли два воина.
Глубокая ночь не принесла им спокойного сна, едва стража донесла о прилетевшем с посланием вороне. Бирка из красной кожи выдала им отправителя ещё до прочтения.
«До пещеры нам почти двое суток пути, но в том направлении мы видим безумно яркое и огромное пламя, оно длится с самого заката, ускоряемся»
– Надеюсь, это весть о скорой победе Десорта, – Анис отогнал свои опасения, – так или иначе, сейчас все же нужно объявить Клеймо в розыск. Так мы либо скоро вернем его к нам, либо, если что-то случилось с принцессой, сможем скоро доставить на казнь.
– Не торопись с предположениями, – разведчик хитро улыбнулся, – ты не помнишь, кого с собой привел Горт?
– Пророк? – Анис оторвал все-таки взгляд от послания, с прищуром рассматривая лицо товарища, – не заставляй вытягивать из тебя каждое слово.
– Хорошо, – Кор откинулся на спинку стула, – Горт обещал ей, что отправит её домой. Так вот, с армиями и она смогла отбыть, но перед этим дала одно пророчество наследникам и ещё одно мне. «Деревянная корона взвалится на твою голову с доброй руки, лишь чтоб вернуться к владельцу сквозь пламя и кровь, когда придет время»
– Деревянная корона – это временная власть? – Анис потер подбородок, – тогда мы не догадывались, что она все же пойдет с ним к пещере.
– И тем более не знали, кого она попросит помогать в крепости. Мы можем полагать, что пророк не ошибается, а значит и принцесса наша вернется за своей деревянной короной. А тебе пора собираться к наследникам, на поле боя такой, как ты, необходим, – Кор поднялся с места и, тепло улыбнувшись, потушил одну из свечей.
Подпитывая коня своей силой, Шарон гнал Карса к границе. Выжигая злостью все свое нутро, он не заботился о лишних глазах на пути. Северные леса он знал плохо, но старался не делать лишние крюки, просто выжигая преграды. Сменился всего один день, но он больше всего мечтал, чтобы время ускорилось, перенесло его к границе, к стене Рейт у истоков Топрина.
– Стоять! – громогласный крик заставил Шарона оглядеться, не сбавляя темпа коня.
Только сейчас он разглядел, что вышел на тот путь, которым они с Толой шли к колыбели. А за его спиной уже гнали своих коней два воина. Оголив клинки, они плотно прижались к спинам коней, позволяя им разогнаться, но все же – оставались далеко, на безопасном для Клейма расстоянии. Их окрики терялись в свисте ветра в ушах.
– Я сдамся сам лишь после смерти Истена! – взмахнув рукой, он прошептал уже знакомое заклинание, воздвигая на пути воинов зеленую стену, – если она и умерла, то хоть ради благого дела её брата, – уже для себя вторил наемник.
Свернуть с тропы он все же решил, опасаясь новых патрулей. Замедлив коня в знакомом пролеске, он позволил ему идти самому. Прижавшись лицом к крепкой шее Карса, он снова видел перед собой пустое поле, выплавленный снег и один обугленный скелет под ногами. За спиной его остался зеленый склеп, теперь уже личный, для смелой принцессы. Своей верой в него, она заставила и Шарона поверить, что он может быть другим.
– Смерть, сбереги её в обители до моего перехода, – он поднял голову к небу, ловя разгоряченным лицом пушистый снег, – амулет!
Хлопая себя по карманам, затем распотрошив сумку, наемник прикусил губу. Амулет, ставший ключом к спасению, остался в руках Толы. Драгоценный артефакт, который могут искать оставшиеся в живых маги, спрятан хоть и далеко, но способен нарушить покой гробницы. Сам он теперь может колдовать и без него, но также в нем теперь была его совесть.
– Я не смогу туда вернуться, – оглянувшись, Шарон качнул головой, – какой я стал нежный, Карс. Чего мы с тобой только не творили, но ничего больше не повторится, теперь я умею убивать жестоко и без заказа.
***
Большой лагерь раскинулся в гуще смешанного леса в сутках от границы. Светлые палатки терялись в тонком слое снега, лишь множество костров выдавали размеры остановки. Обсудив смену караула, армия отдыхала перед последней чертой на территории Оникта. Все в предвкушении сражений, они не теряли время – кто-то точил и без того острые клинки, кто-то старался как можно большему научиться у более опытных воинов.
Десорт и Горт замерли на самой границе лагеря, той, что была крайней восточной точкой их остановки. Встав в караул наравне с воинами, они каждый думали о своем,
