своего имени — в упор не узнавали.
— Там другое, — пояснил Зикард, подойдя ко мне и оценивая ситуацию, — там мы не знали вас, и из соображений безопасности действовали иначе, и голова у нас была другим занята. А тут спокойная обстановка, раз мы вас сюда привели, то показываем: вам можно доверять. Ну, по крайней мере, мы рассчитываем на твоё честное имя и полагаем, что это так. Ты тут что, готовить собрался?
— Конечно, а почему нет? — ответил я, закончив с мясом и принимаясь за крупу, — у вас, судя по всему, никакой еды нет. А голодными ходить как-то не с руки. Вы-то, может, на дежурстве своём за день чего-то и пожевали, но вот ни у меня, ни у моих ребят за весь день во рту маковой росинки не было.
— И как же ты будешь её варить? — ухмыльнувшись, спросил Зикард, — питьевой воды здесь нигде нет.
— Ну, уж извини меня, но для мастера магии воды эта проблема решаема, — фыркнул я в ответ, — за окном вон снега ещё сколько осталось. Приманил, отфильтровал — готово.
Таркус, тем временем тоже подошедший, при словах «мастер магии воды» встрепенулся и обошёл меня с другой стороны, чтобы увидеть моё лицо.
— Синие глаза, — прошептал он, — Ты Дамиаш, он же Дэмиен, Герой Авиала. Какая честь видеть тебя на наших землях, — он склонил передо мной голову.
— Боюсь, вы очень скоро перемените своё мнение, почтенный Таркус, — хмыкнул я, в очередной раз удивившись, как много народу, вопреки заверениям Кичандаша на Земле, в курсе моих первых похождений по Авиалу, — ведь здесь я для того, чтобы надоедать вашему мастеру магии земли просьбами о том же, о чём его просили людские послы не столь давнее время тому назад.
— Да какое это имеет значение? — ответил Таркус, уходя обратно к своей лежанке, — твой подвиг достоин похвалы — ты вошёл в этот проклятый Храм, готовый умереть за этот мир, хотя даже не принадлежишь ему. И то, что ты выжил, ничуть не преуменьшает его значимости. Не мог бы ты рассказать, что же там было? — спросил он, снова завязывая гамак и укладываясь в него.
— Я не желаю об этом разговаривать! — впервые за очень долгое время в моём голосе прорезалась сталь. И обстановка в хижине сразу переменилась. Мои спутники, до этого тихонько переговаривавшиеся, разом умолкли. Молчал и Зикард, подошедший к Роднету с явным намерением что-то ему сказать.
— Извините меня, — тихо сказал я минуту спустя, — не хочу переживать это по второму разу. Одного с головой хватило. Плохо там было, очень плохо. Думаю, этого достаточно.
Но полностью разрядить обстановку мне не удалось. Даже когда я сварил-таки свою кашу с мясом и позвал всех к столу, всё равно на меня смотрели, как на пороховую бочку.
Поспешно расправившись со своей порцией, я вышел из хижины проветриться на сон грядущий.
Проклятье, как же прав был Аорташ! Гнев — это как паутина, которая готова налипать на тебя снова и снова, и ты вынужден бороться с этим до бесконечности. И — что самое ужасное — себя так легко оправдать! Ведь я был в этом Храме? Был! Страдал за Авиал? Страдал! Так почему же я, спрашивается, не могу позволить себе чуть больше?
Потому что не могу. Движение, развитие собственной души, своего разума, жизненного опыта может идти только вверх. Или вниз. Даже стоять на месте возможно гораздо меньше, чем кажется — после этого начинаешь медленно, но верно соскальзывать. И это та причина, по которой многие герои, звёзды, знаменитые люди порой так плачевно заканчивали свою жизнь: им казалось, что предел уже достигнут, и дальше рваться вверх смысла нет. И падали… И я в растерянности… Я не хочу падать вниз, но и куда рваться выше — тоже не вижу… Что ж, сейчас самое главное — это обелиски. А дальше — будет видно…
— Эй, Дэмиэн, — окликнул меня из хижины Зикард спустя полчаса, — мы укладываемся спать. Но лежанок пять — на всех не хватит. Так что на ночь выставим дозор. Будет необходимость — поменяемся.
— Превосходно, — безразлично ответил я, — я буду дежурить со своей стороны первый, ну и вы ставьте дозорным одного. Моим скажи, чтобы ложились.
Тролль кивнул и скрылся в сторожке. Я же впервые за очень долгое время снова обратил внимание на небо Авиала. И в самом деле, целых две луны — на идеально чистом небе, усыпанном звёздами, это было очень красиво. Одна из Лун сейчас находилась примерно в трети уходящей фазы, вторая же чуть больше половины фазы прироста. Дни, когда обе Луны полностью видны на небе — очень большая редкость… и в Храм я входил как раз в один из таких дней. Но важно другое — по ночам, как говорилось во многих книгах по волшебству, особо одарённые маги воды испытывают прилив сил. Однако ко мне это не относилось — я со своим браслетом находился на одном уровне силы постоянно. И это было немного грустно.
Прочие маги могли испытывать, прилив сил, как волшебных, так и душевных, я же был лишён этой радости. Напоминание о том, что моя магия — заёмная. Если провести аналогию с рукой, то у других она живая, ей может быть жарко, холодно, больно, она может сломаться — но в то же время её могут погладить, ободрить, взяться за неё и поддержать в трудную минуту. Моя же рука была механической: даже если я её полностью потеряю — то вообще не должен буду этого почувствовать. И, наверное, это был самый первый момент, когда я понял, что моя сила не навсегда, в один прекрасный момент мне придётся расстаться с ней насовсем и жить дальше без неё…
Глава 7.3
Глава 3. Память слёз.
Прошло ещё полчаса. Холодок потихоньку начал пробирать и меня, так что я не стал тянуть с возвращением. Тем более было интересно — кого мне оставят в напарники на дежурство.
