возраста явно усугубилась и его одержимость любой пришедшей в голову идеей, и беспринципность, и нежелание нести ответственность. А пятно на репутации руководителя могло автоматически вычеркнуть Павла из числа перспективных кадров.
Сам лаборант оглядывался на себя прошлого – молодого студента, жадного до знаний, смелого в изысканиях, буквально горящего наукой… В кого он превратился благодаря Речицкому? В бессловесного подручного? В тупого исполнителя? В оператора вычислительной машины и мальчика на побегушках?
Он так больше не хотел.
И в отличие от своего учителя он видел способ решить хотя бы одну из проблем.
* * *
Пробуждение было болезненным. Нет, меня не усыпляли, не вкалывали наркотик, не вырубали прикладом «калаша». Когда вертолет переместил нас на базу возле Периметра, меня под прицелом целого взвода бойцов разоружили, сняли с пояса контейнеры с артефактами и заперли в комнате без окон, где не было ничего, кроме унитаза, рукомойника и жесткой карцерной койки. Перегруженная психика не выдержала, и я отрубился сразу же, как только прилег.
Мозг наконец-то получил постоянно откладываемый отдых, и проспал я, подозреваю, не меньше пяти часов. Мог бы и вдвое-втрое больше, даже не сомневаюсь, однако загремели ключи, скрежетнул замок – и меня буквально подкинуло над постелью. Тело отозвалось болью, которую сложно было локализовать: ребра, колени, спина – все это было конкретно отбито во время недавних приключений; саднила прооперированная Звериным доктором рука; на затылке вздулась солидная шишка, народившаяся, видимо, в тот момент, когда нас, опутанных сетью, весьма недружелюбно «приземлили» на плацу.
Заглянувший в дверной проем солдат с автоматом кивком головы приказал следовать за ним. В коридоре ждал еще один такой же. Интересно, будут ли со мной беседовать? Или сразу в расход? Или… на опыты?
Обошлось без допросов. Меня засунули в некое подобие «воронка» – в бронированный автомобиль с отсеком для перевозки арестантов. Пока он разворачивался на плацу, я видел, как в военный грузовик укладывают Мута. Сначала его громоздкое тело просто лежало на бетоне, окруженное десятком бойцов, затем из административного здания выбежал старший офицер и продемонстрировал лейтенанту прибор размером с телевизионный пульт. Едва он нажал один из рычажков, мой зверь, ревя, взвился с места, однако офицер тут же коснулся другого рычажка, и Мут, точно гигантское бревно, с размаху грянулся оземь.
Вот, значит, как они его обездвижили перед поимкой…
Затем была дорога – не сказать, что слишком долгая, но по большей части трудная: водитель постоянно лавировал по грунтовке, объезжая не то рытвины, не то груды песка, не то аномалии. Поболтало меня изрядно. Затем мы въехали в тоннель – видимо, в один из тех, которые я (кажется, уже в прошлой жизни) обследовал в районе вентшахты. Знать бы, где он выходит на поверхность! Может, тогда бы мы с Мутом в лабораториях под Припятью оказались куда раньше… и не при таких обстоятельствах.
А в том, что нас везут именно туда, я практически не сомневался.
Перед высадкой из машины на меня надели наручники. Хорошо хоть повязку на глаза не нацепили! Впрочем, разница невелика: я мгновенно потерял направление в бесконечных безликих коридорах. Как и где выгрузили Мута, я так и не увидел.
Меня отвели в помещение с цифрой 12 на стальной двери. По виду – лаборатория: стойка с приборами и колбами, компьютер на столе, мониторы, автоклав. И даже операционный стол, который мне почему-то захотелось назвать разделочным.
– Спасибо, вы свободны! – внезапно послышалось из закутка.
Я изумленно уставился на лохматого паренька в белом халате, который выглядывал из-за офисной перегородки, однако быстро сообразил, что слова его адресованы не мне, а моим конвоирам.
– Профессор позовет вас, когда мы закончим, – закончил фразу молодой человек и тут же потерял интерес к бойцам. Они к нам – тоже. Дверь с сипением закрылась, и я приготовился подороже продать свою жизнь. Пусть я в наручниках – но этого ученыша соплей перешибить можно! Справлюсь как-нибудь, а дальше будь что будет.
– Не бойтесь меня! – пискнул паренек так, что я понял, кто кого на самом деле боится. – Мы наделали много ошибок, но сейчас я попросил привести вас сюда, чтобы исправить хотя бы одну из них. – С этими словами он кинул мне крохотный ключик. От наручников, что ли? Вот это да, парнишка-то – явно самоубийца, раз осознанно освобождает меня от «браслетов»!
– Ваши вещи тут, у меня. Можете забрать. Простите, но вашего оружия нет, его, вероятно, оставили на военной базе.
– Ты кто? – не придумал я ничего лучше.
– Меня зовут Павел… Думаю, фамилия моя вам ни к чему, мало ли, как жизнь повернется, увидите ее лет через десять в каком-нибудь журнале или услышите на телевидении… А мне не хотелось бы, чтобы она была запятнана. Точнее, она уже запятнана, и тем не менее я надеюсь, что через десять лет о времени, проведенном мной в ЧЗО, многие забудут, а вот вы – вряд ли.
Мне было по барабану, какая рефлексия подвигла его на подобную доверительность, а вот одна фраза зацепила: «лет через десять увидите или услышите». Стало быть, сам он уверен, что я их проживу. Ну то есть не прямо сейчас погибну.
– Ты в героя решил поиграть? – на всякий случай уточнил я с отеческой теплотой в голосе. – Или досадить кому-то, кто тебя здесь третирует?
Павел недовольно сдвинул жидкие бровки.
– Думайте что хотите! Но если вам интересно – я сегодня будто от какого-то наваждения очнулся. А ведь всё шло так гладко! Я прошел отбор, тут меня ждали уникальные исследования, совместная работа с лучшими умами нашей страны, открытия в области аномальной физики… И всё так и было! Но в какой-то момент кто-то свернул не туда…
– Знаешь, душеспасительные беседы – это прекрасно! – Я уже отстегнул наручники, размял кисти и начал озираться: где он мои вещи заныкал? – Только я ведь не исповедник. От меня-то тебе что понадобилось? Сбежать планируешь, что ли? Хочешь, чтобы я укромными тропами вывел тебя за Периметр?
Мальчишка опустил глаза, поджал губы и упрямо помотал головой:
– Нет. Просто не хочу, чтобы с вами случилось то же, что с Угличем.
– С городом Углич?!
– С Константином Угличем, – вздохнув, пояснил Павел. – Он из спецподразделения «Альфа», командир не то взвода, не то роты – я в этом совсем не разбираюсь. Его привезли к нам раненого, сказали – всё равно не жилец, делайте, что сочтете нужным…
До меня начало доходить: это же он про Мута! Константин, Костик, Костян… Я примерял новое – вернее, старое! – имя на своего друга.