Класс! Вот он обрадуется, когда я ему скажу! А мальчишка меж тем не успокаивался:
– Не стану врать, что в тот момент в первую очередь думал о том, что мы спасаем чью-то жизнь… то есть переводим ее в новый статус. Сам по себе эксперимент увлекал меня больше. Гибрид человека и «горгоны», самого невероятного из артефактов, с которыми мне доводилось работать! Но я… я был уверен, что человек при этом сохранит свою личность. Честно! Я был в этом убежден! – его голос дал петуха, и я понял, что чувак и впрямь разволновался. – Однако его память оказалась стерта… или заблокирована. Это ужасно! Хотя, даже когда это обнаружилось, я предпочел не заметить, не обратить внимания, забыть… И только недавно меня вдруг как обухом по голове огрело понимание: да мы же не ученые, мы – вивисекторы! Нас занесло! Мы же по трупам идем, чтобы заработать деньги, славу, признание!
– А были и трупы? – хмыкнул я.
Парень осекся, затем набрался смелости:
– Были. И до Углича, и потом, уже в процессе других опытов… Хотя потом – это уже несчастный случай, сбой в процессе тестирования новой разработки… Вот потому я и решил спасти хотя бы вас!
– Ну валяй, спасай хотя бы нас. Думаю, Костян не будет против. О как! Это ж мои контейнеры! Ну-ка, ну-ка? Ты погляди-ка, целые! Парень, что за альтруизм такой?! Ты в святые решил заделаться? Тут пара артов, за которые ты мог бы выручить сумму со многими нулями! И ты так просто мне их отдаешь?!
– Вы не поняли, – пробормотал Павел, бледнея на глазах, и гулко сглотнул. – «Вас» – это не вас обоих, а вас одного.
– Что за фигня? – Я наклонился к лаборанту, или кто он тут, сказал доверительно: – Так уж вышло, дорогой ты мой ученыш, что сталкер сталкера в беде не бросает. Знаешь, сколько раз этот Углич меня выручал? Знаешь, сколько раз мог бросить на произвол судьбы? Вот и я его теперь ни за что не брошу. А если возле него охрана – так это не твоя забота, я что-нибудь придумаю.
– Вы не поняли, – повторил Павел, и язык его при этом едва поворачивался. – Это невозможно. Потому что…
– Так. – Я сел на удачно подвернувшийся стул, перевел дух, прежде чем уточнить: – Он жив? Только не говори мне, что вы его угробили!
– Ну, технически…
– Что ты несешь, урод?! Какое «технически»?! Он человек, а не механизм!!!
Парень едва не рыдал, но держался.
– Его тело живо. Может функционировать. Физиологические процессы в норме… если можно считать нормой такой организм, такое тело…
– Так. – Я шлепнул по коленям ладонями и поднялся со стула. – А ну-ка показывай!
– Вы что?! – вскинулся пацан. – Это невозможно! Если вас обнаружат, я уже не смогу помочь вам выбраться!
– Ты, кажется, не понял. Я сталкер. Мы. Своих. Не бросаем.
– Но охрана…
– Охрана облизнется. Веди, я сказал!
Подхватив контейнеры с Миражом и полумесяцем, я двинулся к двери, не сомневаясь, что Павел последует за мной.
* * *
«Ну надо же, – думалось мне, – такое современное, даже, можно сказать, футуристическое оборудование, а на стенах – белая советская плитка, в моем детском садике в туалете такая же была…»
Наверное, это самое дурацкое и дикое, о чем можно было думать, глядя на Мута, покоящегося в горизонтальном прозрачном боксе, словно в хрустальном гробу. Древесная кора его черепной коробки была вскрыта аж от надбровных дуг, отчего лицо (или морда, кому как больше нравится) лишилось привычных черт. И там, над таинством человеческого мозга, в который безумный гений внедрил чужеродный предмет, шевелились манипуляторы и переливалось поле аномальной энергии, генерируемое сразу тремя артефактами.
– Сейчас идет процесс искусственного отторжения «горгоны», – пояснял меж тем Павел, воровато оглядываясь на дверь. – Электромагнитные импульсы постепенно вытягивают арт из мозга Углича. К сожалению, «горгона» прочно срослась с тканями, поэтому…
– Поэтому вы не можете гарантировать, что Костя сохранит даже базовые инстинкты, – практически в точности повторил я фразу, произнесенную когда-то Звериным доктором.
– Нет, отчего же? – удивился Павел. – Как раз инстинкты сохранятся в полном объеме, но это будут скорее звериные инстинкты. Личность будет утеряна.
Я мысленно выдохнул. Как бы жестоко ни звучало, но это именно то, чего хотел сам Мут, точнее – Константин Углич, потерявший память, но сохранивший разум и приобретший внешность чудовища. И он прав, черт подери! Быть разумным зверем среди людей – та еще пытка. Быть разумным зверем среди неразумного зверья внутри Периметра – ничуть не лучше.
– Когда это закончится, – я мотнул головой в сторону прозрачного бокса, – что с ним будет?
Лаборант пожал тощими плечами:
– А что с ними обычно бывает, когда они становятся не нужны? Его понаблюдают некоторое время, чтобы убедиться, какие способности сохранились, а какие утеряны, и выпустят на зараженные земли. Лишний «пациент» в центре – лишние траты на прокорм и содержание. А у нас и так финансирование в подвешенном состоянии… после всех неприятностей.
– Не усыпят? – с сомнением нахмурился я.
– Вы что?! Это негуманно!
Охренеть не встать! А калечить раненого солдата – это, значит, гуманизм! Ну-ну. Надеюсь, парень не врет и не заблуждается.
– Теперь вот еще на какой вопрос мне ответь… – На всякий случай я ненавязчиво перекрыл ему путь к отступлению. – Что ты там про неприятности говорил, про другие жертвы? Не о «наждаке» случайно речь идет?
– О к… каком наждаке? – перепугался Павел.
– Ну, знаешь, смерчи, воронки такие песчаные по всей Зоне гуляют и обдирают всё на своем пути. Появляются из порталов, а выполнив свою черную миссию, распадаются и образуют барханы. Не ваших рук дело?
Бледный до синевы парень выложил мне всё, что знал. Теперь и трагедия, и моя месть обрели имя: Речицкий Дмитрий Сергеевич, профессор, руководящий здесь всей наукой. Однако с местью имело смысл повременить, потому что старик-ученый не представлял непосредственной угрозы никому. Другое дело – мегамозг (вот же дурацкое название, как будто из мультика!). Я ни разу не встречал синего мозголома, зато слышал об этих тварях много легенд – мало того что самые сильные псионики Зоны, так еще и наделенные каким-то особым садизмом и изощренным коварством. И пусть сейчас где-то в недрах подземного центра буйствует не сам мутант, а всего лишь его разум, то есть о`рган, лишенный слуха, зрения, тактильных и прочих ощущений, он не становится менее опасным, поскольку телепатически улавливает угрозу в свой адрес и мгновенно реагирует. Поэтому все в центре стараются держаться от той лаборатории как можно дальше и, точно дети, делают вид, что их это
