поднимая чашку над столом.
При этом он взял со стола красивый стеклянный графин, за который на улице могли бы и глотку порвать, и плеснул мне, а затем и себе в стаканы по капле жидкости. По виду медленно стекавшей по стенке массы я понял, что тост был буквальным. Что ж. У каждых свои порядки. Не мне им рассказывать, как выживать. И хлопнул залпом вместе со всеми присутствующими.
Вкус крови мне был хорошо знаком, в том числе и с алкоголем, но обычно я не додумывался смешивать эти ингредиенты до того, как они вместе оказывались на языке.
После ещё нескольких речей, от которых у меня откровенно завяли уши, мы всё-таки приступили к еде. Мясо было приготовленным на углях и имел приятный вкус дымка, хотя и отдавал какой-то дрянью. Возможно, это было мясо крысы или мутанта. Мне было плевать, мне нужен был белок. Какая разница, что это было, главное, что вскоре это станет частью меня. В прямом, совершенно, смысле: чужеродный белок будет расщеплён на аминокислоты и вновь собран моим организмом уже для самого себя.
— За Хранителя! — Среди галдежа воскликнул уже нетрезвый голос Мутного.
Я понял, что сыт по горло во всех смыслах, и потому удалился без всяких предлогов. Мне нужно было перевести дух, я был уставшим. Заканчивалась ночь, сквозь пелену облаков пробивался лишь грязный мазок луны, но пока было довольно темно. Поэтому я нашёл такое местечко, где был незаметен, присел и стал наблюдать за происходящим издалека. Да, людей можно любить только издалека. На расстоянии они очень даже ничего. Весёлые!
Я не мог действовать без отдыха, но и спать я себе не позволял. Каждая минута, каждое мгновение были на счету, и я не имел права терять времени. К тому же мне не давала покоя тревога. Я знал, как глушить её простыми психологическими уловками, но стоило признать — я был всего лишь человеком, и со своей природой бороться не мог. Мирта была где-то там, хер знает где, а я обожрался, напился и сижу смотрю, как веселятся другие. Да я же в жизни себе не прощу, если с ней что-то случится!
И хотел было уже исчезнуть, как меня остановили возгласы. Я не разобрал, в чём именно заключался спор, но люди всегда начинали бучку, если были не тверёзы.
Бром перебил Мутного, с которым они вступили в перепалку, и вывел его из-за стола. Они прошли мимо меня и даже не заметили, что я был рядом. Хороший капюшон, сливается с местностью.
— Успокойся и иди спать, — спокойно предложил Бром.
Парень нетвёрдо стоял на ногах. Он развёл руками, пытаясь показать, что владеет собой, но показал обратное.
— Как ты не понимаешь, — продолжил Мутный мысль, которая тянулась от самого стола, — нельзя этого делать. Я никуда не пойду, пока ты мне не скажешь!
— Что тебе сказать? — Терпеливо спросил Бром, понимая, что спорить с пьяным бессмысленно.
— Да не сказать! Ты пойми, что дерьмо всё это! Хранитель… Все эти ублюдки — слуги пришельцев. Ты что, встал на сторону пришельцев?!
— Нет, — ответил Бром, — никто не встал ни на чью сторону.
— Кэт погибла из-за них! — Он крикнул, но Брому удалось одним жестом умерить его голос.
Но не остановить.
— Вот увидишь, — договорил Мутный, — пришельцы припомнят нам эту дружбу. Всё это просто так не закончится!
— Ты спать пойдёшь? — Прямо спросил Бром.
— Ты предал нас, — заплетающимся языком сказал парень.
Этого Бром не стерпел и вырубил парня одним ударом. Сделав глубокий вдох, Бром поправил свою одежду, выдохнул и отправился обратно. Начинало светать, а они всё не собирались расходиться. Они ели много мяса, и, кажется, всё только начиналось. Слабоват оказался Мутный на выпивку.
Но я прекрасно понимал, что он чувствовал. Если бы я был на его месте, я бы испытывал то же самое. И держать в себе такое очень сложно. Почти невозможно. Вот только не следует об этом разговаривать ни с кем. Тем более в пьяном угаре. Синька — чмо, что тут сказать.
Когда я открыл глаза, первое, что пришло мне в голову — что я просрал всё на свете. Встрепенувшись, я быстро понял, где я и кто я. Мутный больше не пускал слюни на землю. Видимо, уполз в свою нору. Или где они тут живут…
— Папа, смотри! — Послышался детский крик.
В поле зрения появился мальчуган Брома, который делал «колесо». У него выходило кривовато, что очень забавляло Брома, который стоял и смотрел за этим действием у груды хлама, немного отдалившись от общего веселья. Они праздновали так долго, что я уже успел выспаться, игнорируя их вопли. И эта картина была мила моему сердцу.
— А ты знаешь… Я всё же тебе кое-что принёс! — Сказал Бром, с загадочной улыбкой смотря на сына.
— Да?! — Обрадовался ребёнок, тут же бросив упражнения в гимнастике.
— Да-да, смотри!
И Бром протянул ладонь, на которой лежала игрушка — разноцветный робот в нелепейшей броне.
— А-а-а-а-а-а-а-а!!! — Завизжал от восторга мальчишка так звонко, как это умеют делать только дети.
И побежал к отцу. Лицо Брома растянулось в улыбке. Я прекрасно знал, каково это — радовать своих детей. Не было ничего прекраснее, чем удивление и восторг близких.
Но в этот момент пацан словно оступился. Я лишь успел заметить, как совсем рядом раздался хлопок, после которого невероятная сила ворвалась в тело бегущего ребёнка. Мощь была настолько сокрушительной, что на моих глазах произошло ужасное. Туловище разворотило молниеносно и необратимо. Руки отлетели, и к любящему отцу неслось уже то, что никак не напоминало человека. Спустя какой-то лишь миг на Брома налетели брызги, и волна крови окатила его с ног до головы.
Ещё улыбаясь, Бром пытался понять, что произошло. И я тоже.
Но потом до него дошло, и улыбка медленно стала искажаться на его лице. Я отвернулся, не в силах смотреть на него. Я видел многое, но такое…
Признаться, я умел справляться с шоком, но в этот раз меня отпускало очень долго. Невозможно было понять, что происходило внутри меня. Что происходило внутри Брома. Это был кошмар.
Придя в себя, я сообразил, что же всё-таки случилось.
Странно, но ничего из этого не видел никто из пирующих людей. Они также продолжали есть мясо и галдеть, пока Бром стоял на коленях с открытым ртом, весь облитый кровью и покрытый ошмётками нежной плоти.
Такое могло сделать только оружие большого калибра.
— Пейте кровь! Пейте кровь!!! — Доносились крики с буйного пиршества.
С отвисшей челюстью Мутный лежал за
