— Этот подонок собрал приличную толпу, но они ничего не делают. Он там орет, как потерпевший, а они стоят и слушают, — прохрипел гауляйтер. — Вооружены не все. Сдается мне, он сам боится вооруженных столкновений и хочет простыми доводами переманить на свою сторону больше людей. Тогда нам будет уже бесполезно сопротивляться.
— И такое, что он переманит на свою сторону большинство, возможно? — Фюрер нахмурился еще больше.
— Ну… — Гауляйтер как-то растерянно пожал плечами. По всему было видно, что он не хочет озвучивать свою мысль. — Он ведь говорит про понятные, доступные народу вещи. Много кто так думает… А он вслух произносит.
— И что же с нами теперь будет? — напряженно всматриваясь в лица собравшихся, спросил министр культуры и пропаганды.
— Штурмовой легион верен вам, мой фюрер, и будет биться до конца! — Бригаденштурмфюрер, которого все называли Гейдрихом за внешнее сходство с любимцем Гитлера — такое же длинное лицо с крохотными, недобрыми глазами, вытянулся по стойке «смирно».
— Ты забыл, что Ганс тоже штурмпионер? — невесело усмехнулся фюрер.
Гейдрих не нашел, что на это ответить.
— Ладно. Впадать в панику преждевременно и вредно. — Глава Рейха поводил ладонями по столу перед собой. — По всему видно, что открытое столкновение нужно Гансу не больше, чем нам. Он этого боится. Будь нас бесчисленное множество, я бы не задумываясь приказал выжечь весь этот сброд. Но у нас на счету каждый человек. Начнем новый штурм, и лишних жертв не избежать. Тогда нашим врагам достаточно будет просто прийти сюда со своим флагом, и все. Так что нам делать?
— Может, вступить в переговоры? — робко пожал плечами руководитель Рейхсауссенминистериум — МИД.
— С этим уродом?! — воскликнул Гейдрих. — И тем самым показать нашу слабость перед ним?
— Решение не самое удачное, конечно, — вздохнул фюрер.
— А может… — Министр иностранных дел уже было хотел что-то сказать, но осекся.
— Говори! — Фюрер строго зыркнул на него.
— Да нет, это я так. Не важно… — стал отмахиваться тот.
— Что за бабская манера? — зарычал гауляйтер. — Сказал «А», говори «Б». Или ты не доверяешь товарищам по партии? — Он прищурился: — Или хочешь, чтобы они тебе не доверяли, раз уж в твоей голове рождаются мысли, которыми ты боишься с нами поделиться?
— Нет, ну… — Глава МИДа моментально вспотел. — Ну может, нам запросить помощь извне?
— Что? — Гауляйтеру показалось, что он ослышался.
Все присутствующие уставились на главного дипломата.
— Ну, я имею в виду, запросим военную помощь у Ганзы. Или у кшатриев из Полиса…
— Или у красных комиссаров?! — Гейдрих поднялся со стула и навис над главой МИДа. — Ты что мелешь, ничтожество?!
— Да я… — Министр задергался. — Скажем, что у нас мятеж. Переворот. Партия войны рвется к власти. Если они победят, то всем не поздоровится. Пусть пришлют подмогу.
— Объявить на весь мир, что мы у себя дома не можем сохранять имперскую законность и порядок?! Да я тебя расстреляю! — заорал фюрер.
— Да ты что? Ты что?.. — замямлил растерянно министр.
— Вста-ать! — голос фюрера, поднимающегося со стула, сорвался на истерический жестяной визг.
Мидовец вскочил и вытянулся по стойке «смирно», с ужасом глядя на то, как вождь выдергивает из кобуры свой старый, но проверенный «люгер». Трофейный, от деда.
— Пшел вон отсюда, пока я не продырявил твою башку!
Министр иностранных дел быстро, как мог, на ватных от страха ногах развернулся и засеменил к выходу. Когда за ним захлопнулась дверь, фюрер сел на свое место и вернул оружие в кобуру.
— А не пойдет ли он сейчас от страха прямиком в команду сторонников Ганса? — тихо проговорил гауляйтер.
— Догони его, и в профилакторий на карантин, до особого распоряжения, — приказал ему фюрер.
— Так точно! — Гауляйтер бросился догонять проштрафившегося министра.
— Ну, все-таки что делать-то? — тихо, словно самому себе, произнес министр пропаганды.
— Может, пока Ганс там разглагольствует на митинге, снимем его снайпером? — предложил Гейдрих.
— И тогда это быдло точно начнет крушить все вокруг, — покачал головой фюрер. — Начнется революция.
— А если выйти и сказать, что мы с ним согласны, если предложить ему пост в имперской канцелярии?
— Я уже думал об этом. Во-первых, после того как мы отдали его на растерзание Топору, Ганс не захочет иметь с нами дело. Во-вторых, если мы согласимся с ним, значит, согласимся и с тем, что надо немедленно начать войну. А мы не готовы. Это дикая авантюра!
— Но может, мы убедим его повременить? — развел руками министр пропаганды.
— Убедить? Да он одержим! Он безумец! — заговорил Гейдрих. — Ганс всегда был слизняком! Кто вообще о нем знал? Все удивлялись, как он штурмовиком-то стал. И вдруг он собирает толпу, осмеливается бросить вызов…
— И не кому-нибудь! Мне! — поддержал фюрер. — Всему нашему укладу! Нашему порядку! Великому Рейху, который мы — мы! — строили своими руками!
— А сами вы что предлагаете, мой фюрер? — подал наконец голос до того молчавший комендант Тверской.
— Если бы я знал, я бы собрал вас здесь, бездельники чертовы?!
Дверь приоткрылась, и появился эсэсовец из личной охраны фюрера.
— Разрешите? Пограничники сообщили, что с поверхности пришли сталкеры. Двое.
— И что?! — взвизгнул фюрер.
— Есть указание о прибытии всех сталкеров сообщать коменданту и бригаденштурмфюреру лично.
— Как их имена? — спросил Гейдрих.
— Сергей этот… Маковецкий, что ли. И контуженый с ним какой-то.
— Почему доклад нечеткий?! — еще громче проскрежетал фюрер.
— Прошу прощения! — Охранник вытянулся. — Но на посту их встретил Череп. Вы же знаете, он тупой осел.
— Говоришь, фамилия сталкера Маковецкий? — Гейдрих поморщился. — А ты ничего не путаешь? Это интеллигентик, вроде режиссер такой был… Или черт его знает…
— Кличка у него, — припомнил эсэсовец. — Не то Бумажкин, не то…
— Бумажник! — поспешил вставить комендант Тверской. — Маломальский его фамилия.
— И что ему надо? — теряя терпение, спросил фюрер. — Какого черта мы столько времени говорим о гастарбайтерах?!
— На них мутанты напали… Согласно межстанционному договору о статусе сталкеров просят прохода в туннели.
В комнату протиснулся усатый гауляйтер с прозрачными глазами. Костяшки его кулаков были разбиты — видимо, министр иностранных дел не слишком хотел в карантин и его пришлось уговаривать.
— Бумажник! — промокая кулаки грязным носовым платком, подтвердил он. — Мы с ним знакомы. Он выполняет иногда заказы… На книги.