— Ты должен помочь! — вдруг сказал Странник.
— Я тебе, креатура, ничего не должен! — недобро прорычал гауляйтер. — Ты и на полноценного-то не слишком похож, если присмотреться… Я бы тебя замерил сейчас штангенциркулем на предмет генетической полноценности…
— Ты штангенциркуль себе засунь знаешь куда?! — поднялся со стула Сергей. — И замерь там как следует, гнида!
— Маломальский, — осклабился гауляйтер, — а тебе-то что замеров бояться? Ты же не мутант — родился еще до Катаклизма. А может быть, в тебе крови грязной намешано? Что за фамилия такая — Маломальский? Уничижительная, а? Признайся, холопская, да? Из рабов предки? Или ты вообще не знаешь, откуда взялся?
Сергей сжал кулаки:
— Был в Петербургской губернии кузнец Федоров. Богатырского роста и неимоверной силы человек. Одним ударом кулака быка с ног сбивал, а его маломальская оплеуха любого здорового человека отправляла в нокаут. Вот откуда берет начало моя фамилия. И прадед у меня такой же был. Кстати, в немецком плену побывал и там вербовщиков от Власова послал по матушке. Потом бежал с товарищами, при этом голыми руками забив четверых охров. А потом в Берлине, на этом вашем Рейхстаге, написал то же, что сатрапам фашистским сказал тогда в лагере: «Хер вам в гланды, а не Русь!» Я-то знаю свою родословную.
— Эх, Серега, Серега! — вздохнул Волк. — Никогда я не уставал восхищаться твоим благородством и твоим даром следопыта, способного проходить через тот ад, что наверху. И всегда жалел, что ты не с нами. Сколько моих парней осталось бы в живых, будь ты их наставником. Слушай, — он скрестил руки на груди и подался вперед, — а может, коль уж ты здесь, подумаешь и сделаешь правильный выбор? Ты ведь сразу получишь высший чин и все сопутствующие привилегии. Всеобщее уважение. Красивую и чистую плодовитую женщину со всеми достоинствами. И подумай о перспективе. Когда наш крохотный Четвертый рейх примет под свои знамена всех представителей истинного человечества и преобразится во всеобщий, последний, потому как вечный, глобальный Пятый рейх… Подумай, какими благами ты будешь обладать! А если даже и не ты, то твои дети, рожденные чистой и здоровой самкой.
Сергей нахмурился и какое-то время молча смотрел на гауляйтера. Затем тоже подался вперед и пристально взглянул в его ждущие ответа глаза.
— И ты предлагаешь такое мне, русскому человеку?
— Так ведь именно поэтому и предлагаю! — Волк широко улыбнулся.
— Вот как? — хмыкнул Маломальский после недолгой паузы. — А ведь ты это много кому мог бы предложить. И русскому, и немцу, и хорвату, и латышу, и грузину, и эстонцу, и армянину, и украинцу, и чеченцу, и татарину. Да вообще кому угодно. А знаешь почему? — Он хлопнул по столу томом «Майн кампф». — Потому что это заразно. Очень заразно. Что может быть проще? Ненавидь врагов и бойся хозяев. Придумай и объяви виноватых, а потом убивай их. Не думай и не стыдись, потому что за тебя думают и решают другие. Один рейх, одна раса, один фюрер. Один решает за всех. Один движет всеми. Судьбы всех — лишь стратегия одного. И нет человека. Нет личности. Есть безликая масса, в исступлении тянущая руки. Идущая во имя цели на смерть. Уничтожающая во имя цели все вокруг. И на всех один МОЗГ.
— Мозз, — тихо, так чтобы его слышал один Сергей, шепнул Странник. Он хорошо понимал, о чем речь. Возможно, даже лучше, чем сам Сергей.
— Только знаешь, что думает об этом всем то русское, что есть во мне? — продолжал Маломальский. — То, что этих ваших рейхов и так уже было слишком до хрена. Повторяю еще раз: я знаю свой род. И предков чту, и историю помню. И что твой Гитлер с моим народом и моей Родиной сделать хотел. Это вы, гниды, забыли все и предали. Кому поклоняетесь? Чей у тебя за спиной портрет висит? Он нас недолюдьми считал! Хотел рабами сделать! Бессчетные миллионы жизней загубил! А ты только и мечтаешь, как бы ему сапоги вылизать. Да только он сдох, понял? Мы его в Валгаллу и отправили!
— Идиот! Это ты наш народ предаешь, с уродами якшаясь! — Гауляйтер зло зыркнул на притихшего Странника.
— А тебе что, до народа дело есть? Он же для вас просто человеческий материал! Оболваненная масса! Вам и враг-то нужен, только чтобы их проще подчинять было и в стадо сбивать! Нес я вам книжонку вашу, — Маломальский помахал перед носом Волка сакральным томиком нацистов, — думал, взятку дам. А теперь даже договариваться с вами тошно! — И он со злостью швырнул пухлую книгу в висящий на стене портрет.
Волк ахнул. Картина накренилась. Гауляйтер шмыгнул к ней, озираясь на дверь, поправил, подобрал с пола книгу, раскрыл и захлопал глазами.
— Ничего, погоди. Мы-то своего добьемся. Зачистим метро, устраним генетическую угрозу, убережем чистоту расы. И вот тогда выйдем на поверхность и установим подлинный, всеобщий, вечный Пятый рейх! Ты мог бы нам помочь, мог бы обучать наших штурмпионеров. Но ты предпочитаешь сдохнуть! Что же, ты сгниешь, и о тебе никто не будет помнить, когда мы железной поступью поднимемся на поверхность и станем…
— Он с поверхности! — оборвал Волка Странник. — Очень опасно. Надо искать его. Он больной. Зараженный.
— Кто?! — Рука гауляйтера, тянувшаяся к тревожной кнопке механического звонка, замерла в сантиметре от цели.
— Мы наткнулись на вашу группу, — нехотя начал объяснять Сергей. — Двое мертвы, убиты стигматами. Третий каким-то чудом остался в живых и убрался оттуда. Потом этот же человек пытался выследить нас и атаковал.
— Вы говорили про заражение? — прищурился Волк, глядя на Странника. — Этот человек болен?
— Так он здесь? — подскочил к нему Сергей. — Он еще жив?
Гауляйтер не отвечал.
— Он заражен, — сказал Странник. — Потом заразит другого, а сам умрет. Меняет того человека, который заражен. Очень опасно. Нам надо найти.
— И что же вы с ним сделаете, если найдете? — осторожно и вкрадчиво поинтересовался Волк.
— Сначала я должен быть уверен, что он тут и что он действительно заражен, — твердо произнес Странник.
— О да, — тихо проговорил гауляйтер. — Он заражен. И заражает других… Он срочно нуждается в лечении. Самыми жесткими методами.
— Мы должны найти этого человека, — сказал Странник. — И забрать его. Если он болен.
— И как же ты определишь, болен он или здоров, мой ушастый друг? — улыбаясь из-под густых усов, смерил его прозрачным ледяным взглядом Волк.
— Мне надо посмотреть ему в глаза, я пойму, — отозвался Странник.
— Удивительная болезнь. — Взгляд стеклянных глаз не двигался. — Но если вы его… вылечите… Я забуду обо всем, что произошло в этом кабинете. Это останется между нами. А это, — он погладил «Майн кампф» будто спящего бультерьера, — останется пока у меня. На ночь почитаю.
