— Мне надо посмотреть ему в глаза, я пойму, — отозвался Странник.
— Удивительная болезнь. — Взгляд стеклянных глаз не двигался. — Но если вы его… вылечите… Я забуду обо всем, что произошло в этом кабинете. Это останется между нами. А это, — он погладил «Майн кампф» будто спящего бультерьера, — останется пока у меня. На ночь почитаю.
— Нам дадут свободный коридор из Рейха? — уточнил Сергей.
— Если вы нас от него избавите, — кивнул гауляйтер. — Совесть приказывает мне вас вздернуть, но политика требует компромисса. Может быть, в другой раз.
— Хрен я еще к вам сунусь, — буркнул Маломальский.
Волк снял трубку со старинного черного телефона и произнес:
— Заберите этих двоих. И соедините меня с фюрером.
Толпа вскидывала руки и истошно вопила, однако тут же кто-то, едва дав людям выпустить воздух из легких, буквально одним движением руки заставлял их замолчать. Крики тут же стихали, и слышался только гортанный голос оратора, скрытого спинами десятков мужчин, женщин и теперь уже даже детей. После каждого всплеска эмоций толпы он начинал говорить тихо и размеренно, но через несколько фраз сам переходил на крик. Из оборудованных в арках станции жилищ выглядывали люди. К толпе они присоединиться почему-то не решались, но вслушивались в возгласы, жутковатым эхом отражающиеся от свода и летящие в туннель.
— Что за карнавал? День рождения Адольфа, что ли? — усмехнулся Сергей. — А Девятое мая вы празднуете?
Огромный бритоголовый эсэсовец, не знающее улыбок лицо которого было словно грубо вырублено зубилом, медленно повернул голову и глубоким, словно идущим прямиком из необъятных недр его грудной клетки голосом пророкотал:
— Ты, сталкер, говори, да не заговаривайся.
Эсэсовца звали Борманом, и служил он в личной охране фюрера. Детали: аккуратная борода, бронежилет, надетый поверх мускулистого голого торса, и свастика, вытатуированная чуть ниже левого виска. Справа, симметрично ей, — татуировка в виде АК-47, а на огромном левом бицепсе — еще одна свастика, образованная изображением трех согнутых в локте рук, сжимающих друг друга за запястья.
— Это юмор, — вздохнул Маломальский. — Ты, земляк, не напрягайся, а то бронежилет лопнет.
Борман ничего не ответил и толкнул Странника локтем.
— Слышь, костлявый. Ну, разглядел что?
— Плохо. Ближе надо. Я не вижу, — ответил Странник.
— Ближе? — Борман нахмурился и почесал бороду. — Стойте тут и не рыпайтесь. Я сейчас приду. Штольц! Эй, Штольц! — Он слегка стукнул второго эсэсовца кулаком по стальной каске. — Не спи, обморок!
— Чего? — недовольно буркнул едва не упавший Штольц.
— Я сейчас приду, присмотри за этими дурнями. Ни шагу в сторону и не высовываться. Ясно?
* * *
Гауляйтер, стоявший в переходе, сжимал пальцами самокрутку, держа ее прямо перед лицом вытянувшегося по стойке «смирно» штурмовика.
— Ты сожрать это не хочешь?! — рявкнул Волк. — Кто еще не знает, что я сигаретного дыма не выношу, а?!
— Простите, господин гауляйтер, — пробормотал штурмовик. — Очень захотелось. Нервы…
— У тех, кто служит в штурмотрядах, должны быть не нервы, а стальные тросы, мразь!
— Больше не повторится, господин гауляйтер!
Волк еще какое-то время сверлил его злым взглядом, затем швырнул окурок подальше и отвернулся. Штурмовик тут же кинулся за сигаретой — в нынешних условиях эта отрава сделалась настоящей роскошью.
Пройдя мимо отряда бойцов, гауляйтер остановился, когда в проходе показалась громадная фигура Бормана.
— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Волк.
— Господин гауляйтер, эти придурки хотят ближе к нему подойти.
— Мой фюрер, это опасно! — воскликнул за спиной Гейдрих.
Волк вздрогнул и обернулся. Прямо к нему шагал сам рейхсканцлер.
— А кто-то считает меня трусом? — тонко и мерзко, будто вели гвоздем по стеклу, взвизгнул фюрер.
Волк отдал честь. Глава Рейха сухо кивнул, встал рядом, нахмурился, напрягая зрение и вглядываясь в толпу тех, кто его предал.
Руководство Четвертого рейха так и не решилось начать карательную операцию: все упиралось в ограниченные человеческие ресурсы. Стоило сейчас спустить на толпу СС или штурмовые бригады, и полягут не только бунтовщики. А ведь у штурмовиков наверняка есть родные среди мятежников… Плюс к тому — в уме надо держать и враждебное окружение. Всюду ростовщические режимы генетически сомнительного происхождения, всего в двух станциях — буржуазная Ганза, с другой стороны — заклятый враг фашизма, большевики. Ганс продолжал орать, надсаживая горло. Трудно было поверить, что один человек может одним только красноречием привести людей в такое исступление. Но этот невзрачный, малоприметный штурмовичок вдруг оказался именно таким человеком. Харизматиком, который смог околдовать и подчинить себе толпу. Бешеный. Зараженный.
Пусть эти двое попробуют забрать его, как обещал Волк. Но если не выйдет? Нужен запасной план. И потом, что сталкеры собираются сделать с Гансом? Застрелить его? Схватить? Он же просто натравит на них толпу, и тогда начнется то самое, чего фюрер пытался избежать. К тому же, если этого сталкера — судя по депеше, гражданина Ганзы и члена сталкерского братства, — растерзают у него на станции, может случиться дипломатический конфуз. Это при условии, что фюрер удержится у власти и его еще будут тревожить подобные проблемы. Ведь если бездействовать и дальше, верхушка Рейха забеспокоится. Все эти прихвостни, что его окружают, следят за каждым шагом своего фюрера. Стоит любимому вождю оступиться или проявить слабость — сожрут. Как же рассечь этот узел?
Фюрер вернулся в проход и окинул взглядом столпившихся там людей — эсэсовцев, штурмовиков, руководителей рейхсканцелярии и ждущего ответа великана Бормана.
— Комендант! — позвал он.
— Да, мой фюрер!
— Немедленно убрать посты из туннеля, который ведет в сторону Лубянки. Чтоб ни одного человека не было на пути в туннель. Снимите проволочные заграждения и растяжки.
Комендант вытаращил глаза и огляделся, а затем снова уставился на вождя.
— Как? Но там же Советы!
— Выполнять приказ! — заверещал фюрер. — Даю три минуты!
— Слушаюсь! — Недоумевающий комендант бросился прочь.
— Гейдрих! Эй!
— Да, слушаю, — словно из-под земли вырос тот.
— Возьми за горло этих бездельников из дипломатического корпуса, дай им охрану и немедленно отправь в Полис. Там они должны будут встретиться с представителем большевиков и предупредить их. Писать нет времени, пусть передадут на словах. Запомни, что надо сказать, и вдолби им в головы вплоть до интонации. Мы, Четвертый рейх, верны букве нашего договора с Красной линией о мире и ненападении. Однако группа провокаторов и террористов, желающих войны между нашими великими государствами, подняла вооруженный мятеж. После его подавления часть из них сбежала от нашего правосудия в туннель, и их нападение на пограничников в районе станции Лубянка не имеет никакого отношения к политике и намерениям Четвертого рейха. Это не объявление войны, поскольку банда политических преступников не представляет Четвертый рейх. Мы не возражаем, чтобы, в случае их пленения, судьбу негодяев решал военный трибунал Красной линии. Ты все запомнил?
