Ознакомительная версия.
— И как это понимать? — поинтересовался Соломах.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что меня отпустили… Ты не стал выдвигать обвинение?
— Могу и передумать!
— Но зачем тебе было спасать меня? — недоумевал Иннокентий.
— Допустим, я считаю, что произошло недоразумение. Я не трогал твоего отца. Только хотел получить кое-какую информацию. Но его убили. Я занимаюсь расследованием обстоятельств смерти Иоланды Городишек и еще нескольких людей, судьбы и гибель которых как будто связаны. Раз твоего отца нет, хотел бы поговорить на те же темы с тобой.
— Тот, кто прикончил эту суку, поступил правильно! — Соломах грязно выругался.
— Думаю, нам есть о чем поговорить, — предложил я.
— Согласен. Где? Когда?
— Минуту…
Я раскрыл ежедневник, намереваясь назначить встречу на завтра, но обнаружил, что воскресный день полностью расписан. В частности, похороны Троя Епифанова, на которых я обязан был поприсутствовать.
— В понедельник. В час дня, — предложил я.
— Подойдет, — одобрил Соломах.
— В ресторане «Эсхил-ХР»… А что ты сказал в полиции относительно того, как в твоем доме оказался инспектор?
— Категорически утверждал, что пригласил его. Я же не идиот! Мне с Лесником проблемы не нужны, — усмехнулся Соломах.
— До понедельника, — попрощался я — и повесил трубку.
Надо же, совершенно вылетело из головы, что в воскресенье — похороны Епифанова!..
Прихватив из холодильника бутылку пива, я отправился в постель. Забравшись под одеяло, выцедил половину бутылки, заткнул ее пробкой, отставил на пол, свернулся клубком и провалился в сон.
Проснулся с первым солнечным лучом. На часах было то ли шесть, то ли пять часов утра. Приняв душ, я нацепил самый строгий и черный костюм из тех, что висели в моем шкафу, и спустился вниз. Позавтракал тем, что отыскал в холодильнике. Налил стакан ледяного молока и с фантастическим удовольствием выпил его.
Мой завтрак, состоявший из двух сэндвичей и трех кружек молока, подходил к концу, когда в кухню вошел Гонза Кубинец.
— Утро доброе, — поздоровался я.
— Доброе, — пробурчал он, присаживаясь за стол и подтягивая к себе пакет молока. — Скажи, Туровский, что ты задумал?
— У Лесника не будет никаких проблем! — пообещал я.
— Откуда ты знаешь?
— Звонил Кеша Соломах и клятвенно пообещал мне это.
— Ты веришь обещаниям человека, который травил тебя наркотой? — скептически вздернул бровь Кубинец.
— Я верю человеку, который очутился на краю. Который знает, что если я перестану ему верить, то он отправится в Сибирь коптить тюленей.
Кубинец помолчал с минуту и поинтересовался:
— Зачем тебе нужен Соломах?
— Мне нужен не Соломах, а его желание сотрудничать. Он знает что-то о Городишек. Это может мне помочь.
— Хорошо. Будем надеяться, что ты прав. Я с тобой.
— Если ты со мной, то поторопись. Через два часа мы должны быть у Хлои Епифановой. Сегодня хоронят Троя. Мы приглашены…
Семейство Епифановых проживало в небольшом доме на острове Декабристов, огибаемом Наличным каналом. Царское правительство проявило лояльность к бунтовщикам, которые первыми пытались ввести конституционную монархию в России. В Санкт-Петрополисе в их честь были названы остров и сад, в котором установили памятник. Только после попытки переворота семнадцатого года отношение к декабристам изменилось. Государь император Алексей Николаевич испытывал острую неприязнь ко всему, что было связано с революционерами, социалистами и прочими реформаторами из народа, в том числе и дворянского. Но остров, как, впрочем, и сад, не переименовали. Правда, на десять лет памятник куда-то пропадал и вернулся на старое место лишь после смерти Алексея II.
Домик Епифановых поражал скукой. Унылое, серое двухэтажное строение, которое украшали лишь цветы, росшие в кадках и цветочных горшках.
«Икар» уткнулся в причал. Мы врубили сигнализацию и покинули борт. Я шел первым. За мной тенью следовал Гонза Кубинец со скорбным выражением на лице. Поднявшись на крыльцо, я нажал кнопку звонка, который соловьиными трелями отозвался в глубине дома.
Дверь отворил Карп Епифанов. Мы поздоровались. Я пробормотал что-то невразумительное — не силен в произнесении пламенных речей, а также и соболезнований. Не мой профиль! Смущаюсь и теряюсь… Что тут скажешь? Нет человека, и моими банальными словами положения не исправить…
Карп провел нас в гостиную, где находилась уйма народу. Человек тридцать набились в просторную комнату, которая сделалась тесной до невозможности. Свободных мест не было. Я встал возле окна, Кубинец занял место рядом.
Люди — все в черном — разговаривали о своем, смеялись, обсуждали последние события в городе, травили анекдоты, как свежие, так и столетней давности, спорили о политике. Никто и словом не обмолвился об умершем.
Я с трудом хранил спокойствие. Меня раздражало это сборище, но из уважения к хозяйке и к памяти своего делового партнера я оставался на месте, стараясь занять голову мыслями, далекими от похорон, поминовения и прочей загробной атрибутики. Это еще только цветочки — по сравнению с тем, что начнется, когда все, вернувшись с кладбища, рассядутся за столы и узрят водочные бутылки.
Я посмотрел на Гонзу Кубинца. Судя по монолиту его лица, он полностью разделял мои мысли.
Спустя полчаса после нашего прибытия в комнате появился Карп Епифанов и объявил, что пришли машины и пора отправляться.
Хоронили Троя на Смоленском кладбище, что неподалеку от нашего дома. Я отказался следовать к месту последнего упокоения Епифанова вместе со всеми. Мы с Кубинцем пробудили «Икар» и сами проложили маршрут.
Похороны — ужасное событие! Не только из-за того, что кто-то умер и его по-человечески жаль, но прежде всего из-за количества гостей, пространных речей и религиозных обрядов, исполняемых над гробом священником, который к вечеру, в ходе повальной пьянки, тоже будет вусмерть проповедовать, разя водочным перегаром.
Пока исполнялся обряд, мы стояли возле свежевырытой могилы и откровенно скучали. Священник заунывно распевал какие-то молитвы. Закрытый гроб ожидал на дне ямы.
Нещадно жарило солнце. Я озирался по сторонам, не в силах больше смотреть на гроб и могилу. Внезапно приметил одинокую фигуру, укутанную в черный плащ, и в черной же шляпе. Человек прислонился к дереву вдалеке от нас, но взгляд его был прикован к нашей компании. Он заинтересовал меня: какой сумасшедший в такую погоду станет одеваться в черное? Только полный псих! Или человек, который не хочет, чтобы его узнали.
Я ткнул Кубинца локтем в бок и показал ему на черного.
— Пойду проверю, — шепнул я Гонзе.
Ознакомительная версия.
