Прозвучали выстрелы. Охрана погналась за ней. Все, кто остался в живых, бросились за ней, попутно открывая хаотичный огонь в ее сторону. Пули рассекали воздух, впивались в землю, застревали в стволах редких деревьях, стоявших здесь и принимавших на себя всю мощь огнестрельного оружия, но все они не находили нужную цель.
До моих позиций оставалось не более пятидесяти метров, когда внезапно я потерял ее из вида.
В одночасье ее будто не стало. Не было слышно выстрелов, гомон преследовавших ее охранников стих.
Я приподнял голову. Ничего.
Прошло еще секунд пять, прежде чем недалеко от меня я услышал женский крик.
— Рик!
На этот раз она говорила как обычный человек.
— Они попали, Рик!.. Бедро! А-а!
Стряхнув с себя весь мох и болотную грязь, я пригнулся и побежал к ней. Она лежала в двадцати метрах от меня, в небольшой низине высохшего прудка, который некогда был единой частью всей экосистемы этих болот.
Кровь сочилась из раны сильной струей и не хотела останавливаться.
Ее лицо побледнело, а руки стали холодными.
— Я… я умираю… или… нет?
Слова обрывками доносились из ее легких. Покашливая и стараясь говорить как можно четче, она прижалась к моей руке и потянулась к лицу.
— Не могу… слишком больно.
Рана была серьезной. Пуля, словно бритвой, разрезала и разорвала мягкие ткани, а выплеснувшая кровь превратила место ранения в неприглядное зрелище.
Филина не могла двигаться. Каждое ее движение, попытка встать, либо передвинуться всего на пару сантиметров, тут же отзывалась в ее бедре нестерпимой болью, которую она не могла держать в себе и выносила наружу вместе с громким криком.
Я знал, что ее нельзя уговорить замолчать, но оставаться здесь было опасно. Охранники убитого старейшины наверняка были где-то рядом. Они просто не могли бросить все и убежать, не отомстив убийцам за Ноувелла.
— Тише. Если можно, не кричи. Они могут быть рядом.
Я посмотрел на нее и, увидев почти остывшие глаза, молча проклял себя за случившееся. Я знал, что все пройдет именно так и ничего не мог с этим поделать. Чувство неизбежности наполнило мое тело.
«Четыре патрона и семь здоровенных, вооруженных и озлобленных варрийцев».
Они найдут нас — это неизбежно. И любое сопротивление лишь усугубит наше и без того плачевное положение.
Звуки. Многочисленные, как при беге целого подразделения на марш-броске. Люди приближались к нашему месту очень быстро, даже не скрывая шума.
— Не… не бросай…меня…Рик.
Ее голос становился все тише. Из последних сил, Филина просила не уходить, не оставлять ее на растерзание озверевшим от ненависти охранникам. В этот момент она стала другой. Не той беспринципной женщиной, что добивалась своего любыми путями, не останавливаясь ни перед чем. Она изменилась.
У меня еще оставалось время для отступления. Я еще мог уйти.
Мысли наполнили голову. Странные мысли.
«Бросить? Она ведь все равно будет лишь обузой, а ее смерть избавит меня от лишних слов, которые она могла сказать по возвращению. Но врач. Что он напишет в своем отчете о вскрытии, если Филина не поговорит с ним?».
Проклятье! Я не смог сделать выбор, просто не успел.
Несколько человек появились в нескольких метрах от меня. Высокие, с жилистыми руками, они выпрыгнули с правой стороны и, крича что-то на незнакомом языке, бросились на меня.
Я вскинул винтовку в их направлении и открыл огонь. Одна за одной пули вылетали из ствола и устремлялись в другую сторону, сражая наповал бегущих ко мне варрийцев.
Их тела упали всего в нескольких шагах от Филины. Удар был такой, что она открыла глаза и увидела окровавленные лица убитых мною охранников.
Но сил говорить уже не было.
С боку появились еще трое. С огромной скоростью обогнув края высохшего пруда, они разделились и атаковали с двух сторон.
Это был конец. Отойдя от раненой женщины и приняв защитную стойку, я прицелился и сделал последние два выстрела. Противник закричал. Пуля прошила его костлявое тело и впилась в высокий земляной выступ.
«Щелк»…«щелк»…«щелк».
Магазин опустел, а с ним и последняя надежда на спасение. Дальше было сложно контролировать ситуацию. Она приняла совершенно другую форму. Первобытную. Пилотам редко приходится видеть пехотинца противника вблизи. Чаще это происходило из кабины боевой машины, когда он с огромной высоты вглядывался в приборную панель робота, чтобы одним нажатием кнопки решить исход боя.
Другое дело рукопашный схватка. Я уже и забыл, когда бился вблизи последний раз. Это было так давно, что в тот момент, когда кулаки обрушивались на тело сбитого с ног варрийца, я не мог ничего вспомнить.
Удары сыпались как конфетти на Рождество. Справа, слева, без разбора. Я ничего не чувствовал. Боли не было, не было и страха, только животное желание остаться в живых несмотря ни на что. Инстинкт взял верх над рассудком. Пелена закрыла глаза. И когда я смог осознать происходящее, когда руки, обессиленные от множественных ударов, обвисли вдоль корпуса, я увидел перед собой семь поверженных тел.
Сердце билось как сумасшедшее. Легкие глотали воздух, будто делали это последний раз в жизни, а глаза, раскрытые в непередаваемом ужасе от произошедшего, рыскали по местности в поиске нового противника.
Все было кончено.
— Рик.
Голос Филины раздался позади меня. Она была еще в сознании. С трудом переведя взгляд на лежавшую в стороне женщину, я вдруг почувствовал резкую боль в боку.
Рука скользнула под одежду.
«Мое ребро. Оно сломано»
— Ты ранен? — спросила она.
— Да, но все не так плохо.
Я наконец подошел к ней.
Лицо стало белым как снег.
«Она потеряла много крови»
— Я перевяжу рану и постараюсь сделать так, чтобы ты чувствовала как можно меньше боли. Но перед этим придется потерпеть.
Сняв с себя куртку и обкрутив ею окровавленную рану, я поднялся на ноги и постарался приподнять Филину.
Она сжала зубы, но боль была сильнее ее. Крик разлетелся по местности и поднял в воздух сидевших недалеко болотных птиц. И хоть время было уже позднее для этих мест, они все еще летали в поисках корма.
Температура опустилась еще сильнее. Я чувствовал это каждым сантиметром своего тела и мышцы, стараясь сохранить в себе как можно больше тепла, резко сокращались едва ощутив холодное прикосновение ветра.
Ноувелл был мертв. Его жирная туша лежала на том самом месте, где совсем недавно он сидел на импровизированном кресле из деревянных черенков. Двое охранников находились там же. Остальные были здесь, прямо на дне высохшего пруда.