В принципе, решив эти проблемы, человек сможет создать нормальную промышленность, не зависящую от внешних поставок, а затем обратить её мощь на окружающие страны. Когда люди поймут, что говорить на латыни и впитывать в себя римскую культуру выгодно, вот тогда-то можно считать, что романизацию ждёт неизбежный успех.
В халупу без спросу вбежал ещё один охранник Бирона.
— Его Императорское Величество! — воскликнул он обеспокоенно. — Смерды собираются у дома!
Человек посмотрел на него вопросительно.
— Вооружены дрекольем, вилами, мотыгами! — пояснил охранник.
Это меняло дело.
Человек извлёк револьверы из кобур и направился на выход, одновременно взводя их.
Народ пока что не смел переступать метафорическую черту, где заканчивалась «безопасная зона», то есть низенькую ограду вокруг халупы Укупова.
Сам крестьянин Укупов обнаружился в толпе, вооружённый топором. Видимо, трёх копеек за постой оказалось недостаточно. Человек вернул оружие в кобуры, так как понял, что сразу нападать крестьяне не будут. Видимо, у них есть какие требования.
«Чего хотят?» — написал человек сообщение.
Иван Бортников, прочитав запись, повернулся к крестьянам. Он нервничал, так как такая толпа имеет все шансы задавить их массой. Человек не переживал. Он за минуту может нанести им столько ущерба, что они неизбежно падут духом и постараются сбежать как можно дальше.
— Чего хотите, люди? — спросил Бортников.
— Прочь из нашей деревни, дваряни! — раздалось из толпы.
— Какого рожна забыли тута⁈ — донеслась новая реплика.
«Скажи им, что если не прекратят непотребство и не разойдутся по домам — я убью их всех», — написал человек, доставая револьвер.
— Он говорит, что если вы не прекратите непотребствовать, то он убьёт вас всех! — неуверенно, но громко сообщил Бортников.
— Ты скажи этому человеку, что пусть катится себе дальше отсюда! — выкрикнула какая-то баба.
— Да, пусть катится себе дальше, а с нас хватит бояр и дворян! — вторила ей другая баба.
«Патронов жалко», — прислушался к ощущениям человек. — «Дипломатия может помочь сэкономить».
Он вновь взялся за дневник и начал писать новое сообщение.
— Он говорит, что мы уедем в город сегодня же, если вы не будете мешать, — озвучил прочитанное Бортников.
— Да! И поживее! — выкрикнули из толпы.
— Убирайтесь! — добавил кто-то ещё.
В толпе все герои.
Человек развернулся и направился в избу.
Любопытно, что Укупов в свой дом не вернулся, направившись с толпой к деревенской площади. Видимо, неудобно оставаться наедине с людьми, которых оскорбил. Ну или побоялся, не случилось бы чего.
«Мы выезжаем сегодня же», — написал человек и передал дневник Бортникову.
— Его Императорское Величество говорит, что мы выезжаем сегодня же, Ваша Светлость, — сообщил Иван Бирону.
— Но… как же? — вопросил больной герцог.
— Проблемы с крестьянами, Ваша Светлость, — ответил Бортников. — Или уезжать, или убивать их.
Человек начал собираться. Быстро погрузив свою небольшую поклажу, он забрался на крышу кареты и начал ждать.
В течение часа охрана собрала все вещи Бирона и погрузила в карету его самого. До Нижнего Новгорода ехать недалеко, поэтому человек рассчитывал, что Бирон не помрёт в дороге. Тем более, что его состояние существенно улучшилось, если сравнивать со вчерашней беспамятной лихорадкой. Организм стар, но крепок. В эту эпоху только по-настоящему здоровые дети переживают младенчество, поэтому были шансы на то, что Бирон проживёт достаточно долго и всё это время будет полезен человеку.
Крестьяне следили за тем, как они уезжают.
Рядом с человеком сидел Иван Бортников, почему-то считающий, что облечён августейшим доверием и имеет право делиться с ним своими мыслями.
— Охамели они совсем, Ваше Императорское Величество, — сообщил Бортников. — Где это видано, чтобы крестьяне открыто выступали против вековых устоев? Сюда бы пару полков карательных, чтобы вычистить заразу мятежа…
Человек никак на слова охранника не отреагировал. Он был погружен в свои мысли.
Что-то не складывалось в этой картине.
Самозванцы просто обречены делать акцент на своём знатном происхождении, а это обязательно благородная атрибутика и опора на аристократию, имеющую глупость выступить за самозванца. В ином случае это банальное крестьянское восстание, коих было уже много, и все они потерпели провал.
За простолюдином никто не пойдёт, а если пойдёт, то значит, что уже совсем накипело от невыносимой тягости бытия. Значит, уже неважно, что будет завтра, а вот сегодня можно оторваться на классовых врагах, ещё вчера жировавших на твоём труде. Завтра будет виселица, расстрел, хоть плаха, неважно. Сегодня можно убивать, сегодня никто не осудит.
Человек посчитал, что надо разбираться. Не должны крестьяне открыто хаметь перед вооружёнными людьми, если не чувствуют, что за ними сила. Ложно ли, правдиво ли, неважно. Если чувство превосходства есть — будет такая наглость. Они ведь как никто другой знают, что будет, если сюда придут полки карателей.
И что-то тут определённо не так.
Человек смотрел на приближающийся город, с его дымами, высокими зданиями в центре, бедными пригородами, а также шастающими по окраинным улицам людьми и некой атмосферой свободы.
Нижний Новгород блестел золотом церквей, выделялся красным кирпичом домов знати и мрачно зиял оконными провалами в ветхих халупах не очень успешных горожан. Разрыв в доходах можно было увидеть ещё на въезде.
Атмосферу его человек чувствовал кожей. И ему начало казаться, что он понял, что именно здесь случилось.
Примечания:
1 — Крестьянин-халупник — примерно то же самое, что и бобыль, то есть одинокий безземельный крестьянин, не несущий тягла, то бишь госналога, но имеющий жилище (халупу) и небольшой огород. Их было мало, но встречались.
Глава XVIII
Три медведя
//Российская империя, г. Нижний Новгород, 19 октября 1747 года //
*Тень*
Приближаясь к городу, человек увидел группу людей в форме, движущуюся по главной улице.
Карета и всадники были вынуждены остановиться перед подобием строя.
— Кто такие⁈ — вышел вперёд мужик в форме.
«Мужики в форме», — человек попробовал формулировку на вкус. — «Что-то в этом есть».
— Гер… — заговорил Бортников.
Человек слегка ударил его кулаком в бок и достал дневник.
«Скажи, что едем присоединиться к освободительному движению», — написал человек.
— Мы едем освободиться, то есть присоединиться к освободительному движению, — прочитал охранник.
— К какому движению? — спросил мужик в форме.
«Освободительное движение против гнёта дворян и прочих бояр», — написал человек.
— От гнёта дворян и бояр, вестимо! — принял правила игры Бортников.
— А, ну тогда ладно… — улыбнулся мужик в форме, а затем напрягся. — А чего ты там читаешь у него?
— Немой он, — ответил Бортников. — Пуля в лоб попала, но не убила. Забрала лишь голос.
— Дивно, — хмыкнул мужик в форме. — Но что-то карета у вас больно модная…
— Так на чём есть, на том и едем, — ответил Бортников.
— Чего в городе хотите, помимо «спасения»? — уточнил мужик в форме.
— Пожить немного, — пожал плечами Бортников.
— Ну живите, — разрешил мужик в форме. — Проезжайте, не задерживайте.
Мужики в форме не очень грамотно с точки зрения отражения атаки расступились, пропустив карету и всадников дальше в город.
— Хорошо, что мы не на фаэтоне… (1) — пробормотал Бортников.
На фаэтоне мужики в форме увидели бы сомлевшего от неровностей дороги Бирона. А его наряд и всё ещё холёная морда выдают всамделишного аристократа. Повезло ещё, что мужики в форме не стали заглядывать внутрь. Всё они прекрасно поняли, но рисковать ввязываться в не очень выгодную схватку с конным противником — это слишком. Всегда можно попробовать разобраться с приезжими чуть позже.
