Ознакомительная версия.
Он даже книгу свою настольную поменял. Теперь это было советское душеспасительное сочинение для юношества «Васёк Трубачёв и его товарищи»…
— Прибыль мне принесла война, как оружейному барону, — сказал Печкин. — Нажился на чужих смертях… Ехать мне в Москву, не ехать — так и не решил…
— Что так? — сказал Матадор.
— Меня издатель вызывает на презентацию, — сказал Печкин. — По случаю английского перевода. Но кто же презентацию устраивает перед Новым годом? А потом вообще две недели мертвые… Нет, опять возьмут меня за шкварник. Не доверяю я им. Там опасней, чем в Зоне… Улыбаться будут, когда меня поведут под белы руки: «Старик, ты же всё понимаешь, ничего личного, это государственное дело…»
— Колы державна рич — то гаплык, — сказал Мыло.
Скучно ему было, он сидел, уставившись на стойку, где кружилась, звеня, маленькая ёлочка.
Матадор тоже посмотрел туда и сказал:
— Ах да. Сегодня же сочельник. Месье Арчибальд, так ты у нас католик?
Месье Арчибальд откликнулся:
— Конечно. Франция — любимая дщерь католической церкви…
— Ну да, — сказал Матадор. — А Польша — Христос народов.
Мыло встал и прошёл на кухню — поваров теперь не было, все в отпуску.
— Всю горилку в борщ не лей! — наказал вслед ему бармен.
— А он-то что не едет? — сказал Печкин.
— Не пускают его в хату, — сказал Киндер.
— Кто?
— Жинка молодая да сын родной, — сказал маленький сталкер.
— Там такое дело, что царь Эдип отдыхает, — сказал Матадор. — Вот какие страсти кипят в простом народе! Это вам не гнилая интеллигенция…
— Я ему предлагал, — сказал Киндер. — Пройду вперёд, да и поучу сыночка, как положено уважать батьку. Но! Он же ради своего Богдасика…
— Более доброго и сердечного человека, чем Степан Олексович, — сказал Матадор, — я и на Материке не встречал. Потому и хожу с ним в связке столько лет… И руки тоже золотые…
— Вот на таких добрых воду и возят, — сказал Киндер. — Он и деньги им переводит, и всё прочее…
— Я тоже перевожу, — сказал Печкин. — Теперь вот племяннник пожелал в Британии учиться. У меня-то не было богатого дядюшки!
— Что семьи, — сказал Матадор. — Весь мировой хай-тек держится на Зоне. И в один злосчастный день изобретут они такое, что мы им больше не понадобимся. Наделают армию мистеров Снупи. И тогда сама Зона не сможет нас защитить.
— Да она и не будет, — сказал Печкин. — Хороший сюжет: возвращается сталкер домой, а там…
— Есть такая книжка! «Одиссея» называется, — сказал Матадор. — Гомер — всем рапсодам пример!
— Нет, — сказал журналист. — «Одиссея» будет следующей. Под названием «В поисках Белого Сталкера». Поэтому им и занимаюсь. Как, например, объяснить читателю, почему Белый всюду поспевает? Почему он спасаемого непременно вырубает? Только не надо мне про утопленника рассказывать… Да, и почему Топтыгина выбрал в связчики?
— Лет пять назад, — сказал Киндер, — покойный Паганель залез к Белому в рюкзак…
— Вот же козёл, — сказал Печкин. — Ворюга и есть ворюга. Сколь волка ни корми. Повесить его надо было…
— Паганель думал, что у него какой-то особый артефакт имеется, — продолжал седой сталкер. — А там только продукты, хорошая аптечка и старый офицерский планшет со старыми же картами. Все здешние места. Карты отличные, даже двухвёрстки есть. И из атласа автомобильных дорог страницы выдранные…
— Ну и вывод? — сказал Печкин.
— Вот ты и делай вывод, — сказал Матадор. — Ты же на физика учился. А Паганель, хоть и ворюга, сложил голову за общее дело. Его надо помянуть.
Вернулся Мыло. За ним шла Синильга с подносом, на котором благоухала кастрюля с борщом. Мыло принял кастрюлю, водрузил её на стол и разлил содержимое по тарелкам.
— Нема цыбули — нема смаку, — виновато сказал он.
— Зато чеснока не пожалел, — сказал Киндер. — Печкин, а вдруг с чесноком у тебя получится так же хорошо, как с собаками? Вдруг он кровососов отпугивает? Они же вампиры…
— Сам пробуй, — сказал Печкин. — Дневной свет им нипочем, осинового кола никто не применял… И девиц истеричных кровососы не обольщают… — Он закашлялся. — Мыло, ты что, вправду туда горилки набуровил?
— То козацький мудрый борщ, — сказал Мыло.
— Коньяк пьём, — сказал журналист, — горячей горилкой закусываем… Запорожское сакэ!
— Здоровее будем, — сказал Матадор. — Ну, за тех, кто остался в Зоне по людской злой воле, а не по её ужасным чудесам…
Умилительное зрелище, если глянуть со стороны: утонул в сугробах хорошенький домик, яркий свет льётся из фонаря, установленного на крыше рядом с расчехлённым «эрликоном», свет манит усталого и замёрзшего путника туда, где приготовлены для него и добрая чарка, и лучший кусок, и протопленная банька, и чистая постель. Ласково потрескивают дрова в камине — завозные дрова, здешними топить нельзя, рентгенов много. Но — в такой вечер можно себе позволить…
Словно и не затаилась под снегами чужая враждебная жизнь, словно и не было её никогда, словно почудилась она путнику в кошмарном сне на привале…
— Ахтунг, ахтунг! — сказал из динамика Колчак. Ему полагалось блюсти бар весь мёртвый сезон. — Майор и… точно, шахид! Вон как замёрз, бедолага! Впустить?
— В такую погоду, — сказал месье Арчибальд, — и в такой день — это долг каждого доброго христианина. Майору же лучше вообще не препятствовать…
— Будем считать, что у шахидов тоже бывают актированные дни, — сказал Матадор. — Только пусть снимет пояс. Он на такие морозы не рассчитан, мало ли что…
— Ага, — сказал Колчак. — Вы будете там сидеть спокойненько, а пояс у меня отогреется и рванёт… Дай-ка я сам сниму, нерусь теплолюбивая, а то у тебя руки как палки…
На шахиде было дорогое длинное кашемировое пальто, на голове — несерьёзная кепка с наушниками, хорошо хоть обуться он догадался в «луноходы». Майора же защищали от холода необъятная камуфляжная куртка миссии «Deep Impact», пушистая шапка, ватные штаны и унты.
— Водки ему, — скомандовал Майор. — Аллах простит. Или не заметит.
Синильга принесла горилку, и Майор самолично залил её в глотку мученика веры, несмотря на его сопротивление. Сопротивление, впрочем, было пассивное, так как руки и ноги не слушались беднягу, он только пытался выплюнуть обжигающую влагу и крутил головой.
— Где ты его взял? — сказал Матадор.
— По дороге нашёл, — сказал Майор. — Смотрю. Идёт. То есть он думает. Что идёт. Внутри сугроба. Его на блокпосту. Пропустили для смеха. Шутники. Оставь мне. Присосался!
Ознакомительная версия.
