– Не юли, Игорь. Говори, как есть. Ежели хочешь, конечно, чтоб я тебе все‑таки поверил.
«Будь, что будет…»
– Думал я, что вы не захотите кио ноутбук отдавать. Думал, что отправите в Тушино отряд или два, чтоб попытаться силой наших отбить…
– И решил, что это слишком опасно, так? – уточнил воевода.
Он продолжал пристально смотреть на стоящего перед ним дружинника, и у Игоря невольно возникло ощущение, что его видят насквозь. Это был коронный прием воеводы, о котором все знали, но никто ничего с ним поделать не мог. Вот и сейчас дружинник прекрасно понимал, что отпираться и врать бессмысленно – собеседник легко распознает фальшь, и тогда о реабилитации можно забыть. Его тут же заклеймят предателем и вышлют из Кремля прочь.
Прокофий разумно в беседу не вмешивался, понимая, что каждое сказанное слово может быть использовано против него самого. За ситуацию с ним Игорю было тоже чудовищно стыдно, хотя он прекрасно понимал, что им просто не повезло встретиться.
– Да, я считаю, что это слишком опасно, – стараясь не смотреть воеводе в глаза, ответил светловолосый дружинник. – Там ведь живые люди, там шесть человек. А сколько еще может полечь при штурме?
– Ход твоих мыслей мне понятен, – пожевав верхнюю губу, сказал хозяин покоев. – Только вот не совсем ясно, с чего ты вдруг взял, что имеешь право в одиночку принимать подобные решения? Что можешь один решать за весь Кремль?
Игорь открыл рот… и тут же его закрыл. Вопрос собеседника поставил его в тупик. Не потому, что был нелогичен – как раз наоборот. И почему он раньше не додумался посмотреть на ситуацию с позиции их главного командира. А ведь помимо того, что решение тихонько выкрасть нужную кио вещицу само по себе было ошибочно, у молодого воина не имелось никаких полномочий его принимать. Насыщенные событиями последние недели, за которые Игорь в том числе умудрился побывать в шкуре десятника, внушили юному дружиннику, что вся ответственность за судьбу близких лежит на нем одном. И вот теперь воевода абсолютно осознанно спустил зарвавшегося юнца с небес на землю, и разведчик живо вспомнил, кем он на самом деле является. Вспомнил, что первая его полноценная вылазка за стену случилась всего три недели назад. Что его подвиг в Строгино не случился бы, не встреть Игорь бородатого нейроманта Громобоя с его «ручным» био по имени Щелкун. И что все предыдущие годы это Захар был его старшим братом, а не наоборот. Память услужливо подбросила фрагменты из прошлого – начиная с того самого ключевого момента, когда они, совсем еще юные, встретили в развалинах паука‑мясоеда, и заканчивая недавним рейдом, тем самым, в ходе которого друзья нашли в развалинах Третьяка.
«Лучше б мы его там и бросили!..»
Воевода молчал, ожидая, видимо, какой‑то реакции от задумавшегося дружинника.
– Я виноват, – глухо произнес Игорь. – И ваше право покарать меня за мою дерзость по всей строгости. И за воровство тоже. Заслужил я. И готов принять любое наказание.
– Безусловно, ты виноват. Что не пришел ко мне с докладом. И что собирался поступить, как тебе сказали эти проклятые кио, наперекор интересам общины. Но, учитывая обстоятельства, я думаю, мы должны отложить твое заслуженное наказание до того момента, как вернем пленников в Кремль, – сказал воевода, продолжая без стеснения разглядывать своего собеседника. – У нас ведь, кроме тебя, кто дорогу знает? Только наемник этот предательский… который Третьяк? Так ведь его звать?
– Да, так, – слегка оторопело произнес светловолосый дружинник.
– Да вы что же, хотите, чтобы Игорь отряд дружинников в Кремль вел? – подал голос Прокофий.
– А у тебя есть предложения получше? – напрямик спросил воевода.
– Нет, но…
– В таком случае, Прокофий, я призываю тебя не тратить время понапрасну и собирать свой десяток, – перебил его командир. – Выступаем на рассвете, первая задача – обнаружить и устранить этого… Третьяка и нео, которые с ним. Подчеркиваю – устранить, а не пленить, поскольку с нео и предателями мы переговоров не ведем. Так что – никакого прощения.
– Постойте… Так вы, получается, хотите, чтобы и я в Тушино ехал? – еще больше удивился Прокофий. – Вместе с ним? И с отрядом?
– Ну, кого‑то туда совершенно точно надо отправлять, – произнес воевода. – А поскольку вы с Игорем при таких интересных обстоятельствах встретились, тебе и ехать. Оба деяниями своими докажете свою преданность Кремлю.
Десятник скрипнул зубами так, что слышно было, наверное, и Третьяку с дикарями, которые дожидались Игоря в паре километров от стен. Однако открыто возражать командиру Прокофий не решился.
– Могу идти? – хрипло выдавил он.
– Можешь, – кивнул воевода.
И добавил, когда десятник был уже в дверях:
– Это не в качестве наказания, Прокофий. Это в знак доверия. Не забывай об этом.
Десятник отрывисто кивнул и вышел.
– То есть вы нам все‑таки верите? – напрямик спросил Игорь, едва дверь за Прокофием закрылась.
Воевода смерил его насмешливым взглядом и сказал:
– Да научился, знаешь ли, за столько‑то лет, видеть, когда люди врут, а когда правду говорят. Ну и потом на вашей репутации прежде не было ни пятнышка. Прокофий – опытный десятник, полдюжины раз отряды наружу водил, практически без потерь всегда. Ну а ты и учился прилежно, и в Строгино подвиг настоящий сотворил. Да и отцов ваших я хорошо знал, покуда были живы… не могли они вырастить предателей. Но ты, конечно же, не обольщайся. Прокофий тебе теперь спуску не даст. Я нарочно его отряд с тобой отправляю – на тот случай, если вдруг насчет тебя мое чутье подвело.
Игорь медленно кивнул. Конечно, перспектива ехать в одной упряжке с Прокофием его не радовала, но, с другой стороны, он прекрасно понимал воеводу. Желая убедить командование в своей лояльности, десятник будет из кожи вон лезть, чтобы с успехом вызволить собратьев из плена богомерзких кио. И если Игорь станет препятствием на пути к спасению пленных, Прокофий без зазрения совести отправит предателя к праотцам.
Воевода хотел сказать что‑то еще, однако не успел он и рта раскрыть, как внутрь заглянул Книжник:
– Разрешите?
– Заходи, конечно, советник, – со вздохом сказал командир.
Видно было, что бывшего семинариста он не очень‑то жалует. Оно и немудрено – ученые с военными всегда смотрели на жизнь под разными углами, оттого и взаимопонимания у них никакого не было.
– Я тут стоял за дверью и краем уха слышал… – сказал Книжник и весь побагровел, видимо, от стыда: советнику, конечно же, не хотелось сознаваться, что он, точно школяр, подслушивал чужой разговор. – Что вы… про кио говорили, да?
