– То, что мы тоже об этом знаем.
– Логично, – заметил я. – Ты не знала об этом?
– Нет. Алисия рассказала мне уже на корабле.
– Зачем?
Она молчит.
– Юля, зачем ей ни с того ни с сего делиться с тобой тайной пятого уровня секретности?
Молчит, опустила глаза, вилка звенит по полупустой тарелке, размазывая оранжевый соус.
– Юля, кто ты?
– Ты ведь навел справки? – не поднимая глаз, спросила она. – Что ты знаешь?
– Ну, например, о твоем браке с Анри Вальдо…
Она усмехнулась.
– Хочешь знать, ношу ли я ему передачи?
– Допустим.
– Нет. Мы расстались больше десяти лет назад. И связей с тессианским подпольем тоже не поддерживаю, если тебя это интересует.
– Не злись.
– Ты изменился, Даня. Говорят, цертисы отнимают душу.
– Юля, кто такая Алисия Штефански?
Она бросила салфетку на тарелку и резко встала из-за стола. Повернулась, готовая уйти.
Я вскочил, бросился к ней, обнял за плечи.
– Хорошо, молчу. Не уходи.
Она попыталась сбросить мою руку.
– Оставь. Я больше не нужна тебе!
Моя ладонь соскользнула и коснулась ее руки. И тогда произошло то, чего не ожидал ни один из нас.
Белое пламя, помимо моей воли, заструилось из пальцев и начало всасываться в ее руку. Юля стоит неподвижно, словно в оцепенении. Цертис покидает меня.
Я почувствовал такую внутреннюю опустошенность, по сравнению с которой ледяные пустыни Дарта подобны цветущим оазисам.
Зато глаза Юли заблестели. Последняя струйка белого огня оторвалась от моих пальцев и растворилась в ней – я остался один.
Она коснулась моего плеча, поцеловала в щеку и отправилась к выходу. А у меня кружится голова, я ухватился за спинку стула, чтобы не упасть. Опустил голову, закусил губу, пытаясь привести себя в чувство. С трудом смог сесть. Подступила тошнота.
– Вам плохо? – спросил подоспевший официант.
– Да. Сможете проводить меня? Я заплачу.
– Вызвать врача?
– Не надо. Просто проводите до дома.
Он вызвал гравиплан, помог выйти из ресторана и сесть на сиденье. Не помню, как мы летели. Наверное, уже засыпая, я смог сбросить адрес на его устройство связи. Смутно помню, как он довел меня до квартиры.
Я упал на кровать и не помню, как он вышел. После этого я проспал пятнадцать часов.
Перед пробуждением мне снилась смерть теоса в доме Алисии Штефански. Он повернул голову, и я увидел, что это Анатоль ван Линнер.
Меня разбудил настойчивый сигнал устройства связи: кто-то упорно вызывал меня.
Леонид Аркадьевич Хазаровский
До приговора они ничего не могли сделать, кроме этого. На запястьях широкие браслеты из молочно-белого пластика, соединительного шнура нет, руки свободны, но это только иллюзия свободы. Сигнал биомодераторов заблокирован, а значит, я беспомощнее ребенка, не могу даже связаться с родственниками и вынужден набивать письма на клавиатуре и передавать тюремщикам. Зато сами браслеты постоянно посылают в Сеть сигнал, по которому меня можно мгновенно найти хоть на другой планете.
Теперь приговор произнесен, и, значит, они могут все. У нас можно и за ерундовое преступление сделать человека другим, был бы повод.
Сегодня мне предстоит перевод из камеры предварительного заключения в Психологический центр. Напротив меня на стуле сидит мой адвокат Жанна Камилла де Вилетт, готовясь присутствовать при этом вселенском событии и проследить, чтобы мои права ни в чем не были ущемлены. Она расстроена, темные глаза смотрят виновато и в сторону. Еще бы! Это ее единственный проигранный процесс за последние десять лет. Правда, девять лет назад, когда она защищала Анри Вальдо, приговор был произнесен и содержал ужасные слова «должен быть подвергнут эвтаназии». Но потом, ее же стараниями, была получена отсрочка, что, учитывая послужной список тессианского террориста, можно считать не поражением, а чистой и безусловной победой.
Как-то Жанна пришла ко мне в расстроенных чувствах. Обыскали ее офис, конфисковали документы.
– Ну, что тут сказать? – усмехнулась она. – Вот достойные наследники инквизиторов. Только инквизиция возбуждала дела в отношении адвокатов еретиков и судила их за пособничество ереси. Так что жертвы инквизиции никто не решался защищать, дабы не взойти на костер вместе с подзащитным. Это вообще незаконно обыскивать адвоката в связи с делом его клиента, я тебе статью назвать могу!
– Да плевали они на все статьи, – сказал я. – Они хотят меня.
– Ты не беспокойся, Лео, я подстраховалась. Давно понятно, что за морда у этой власти. Все документы, которые могли тебе повредить, сложила кучкой на кухне на тарелочке и подпалила. Весело горело!
– Да они и из оправдательных документов способны состряпать приговор, – заметил я. – Но все равно спасибо.
– Лео, куда же мы катимся? Куда катится Кратос!
Вопрос был риторический, зато мое предсказание исполнилось в точности, именно так приговор и состряпали.
– Ты здесь ни при чем, Жанна, – говорю я. – Дело было безнадежным.
Мы давно на ты, поскольку наши отношения как-то сразу вышли далеко за рамки деловых. Это не является нарушением профессиональной этики. Она не прокурор и не судья. А защищать не возбраняется даже родственников.
Она вздыхает.
– Я говорила с Ройтманом. Он не отступился. Уже все согласовано с руководством Центра, вести тебя будет он. Это просто отлично. Я боялась, что нам и здесь поставят препоны. Если вмешательства в психику избежать не удалось – пусть это сделает хороший специалист.
Этот самый Ройтман уже навещал меня полгода назад, сразу после ареста, и предлагал свои услуги.
– Леонид Аркадьевич, вероятность вашего осуждения очень велика, – сказал он. – Биопрограммер здесь есть. Если мы начнем курс лечения прямо сейчас, вы только сэкономите время. До суда пройдет минимум полгода, а лечение займет два-три месяца. Я думаю, у вас есть куда более интересные занятия, чем сидеть взаперти. К тому же это произведет приятное впечатление на суд. Но пока нет приговора, мне нужно ваше добровольное согласие.
– Простите, это вы вели Анри Вальдо? – спросил я.
– Да, Леонид Аркадьевич.
– И решили сменить специализацию? Вы же работали со смертниками.
– Решил отдохнуть душой с человеком с менее отягощенной совестью, – улыбнулся он. – Смертник, кстати, был один. Ныне жив, здоров и на свободе. До него у меня были подопечные из менее тяжелых групп. Сначала С и D, это убийства и убийства при отягчающих обстоятельствах. Потом В – воры, разбойники, грабители.
– Я знаю эту классификацию, – заметил я.
– Очень хорошо. Потом несколько лет я работал по группе А. Это достаточно сложная группа, несмотря на небольшую общественную опасность. Но не сложнее, чем группа F. Так что специализации я не меняю. У меня опыт работы более тридцати лет. Так что бывших подопечных много. Все живы, на свободе и у всех все в порядке. В Центр никто не вернулся.
