под керой быстро растекалась темная лужица. Лютнист же повис на веревке, как грузло на удочке. Руки болтались безжизненными тонкими прутьями, лицо залилось красной краской, щеки и лоб в кровавых ссадинах. Вся одежда изодрана в клочья.
Айлин уже готова была испустить радостный вопль, как вдруг увидела, что на теле парня, под лохмотьями одежды, нет живого места. Все в жутких ранах. Гарпия будто изрезала его ножом. Кровь крупными каплями катилась по шее и лицу лютниста, стала капать на палубу и на труп керы.
Девочка прикрыла рот руками и заплакала. Ей стало до тряски страшно.
— Ему конец, — произнесла Девана. — Раны слишком глубокие.
— Нет, нет, пожалуйста, помоги ему.
— Нет, милая, уже поздно.
— Он не должен умереть, не должен!
Вспомнились недавние слова призрака: он не умрет. Но Девана считает иначе. Да и сама Айлин сейчас не может поверить в то, что парень выживет. Неужели его чудесное спасение оказалось бессмысленным? Он выжил в шторме, чтобы через несколько дней умереть от лап кровожадного чудища. Почему боги так несправедливы? И почему Бельсимор молчит, ведь он говорил, что Талли спасет их дело? Как он спасет, когда сам почти уже мертв?
— Его надо снять оттуда.
Девана одной рукой осторожно взяла парня под руки, второй вытащила из сапога кинжал и разрезала веревку, в которой запуталась нога лютниста. Положила изувеченное, но еще живое тело Талли на залитую кровью палубу.
Девочка подбежала к нему.
«Капитан Бельсимор! Капитан Бельсимор, где же ты? Что мне делать? Как его спасти?» — мысленно взмолилась она призраку, но дух капитана почему-то молчал.
— Лютня, — прошептал музыкант.
— Что? — Айлин склонилась над ним, скосив взгляд на грудь и живот. Вблизи его раны выглядели еще ужаснее. Девочка вспомнила, как однажды зашла в дом мясника и увидела разделанную тушу свиньи на столе. Тогда она даже и представить не могла, что человек может быть похожим на изрубленный кусок мяса. Внутри у нее все покрылось льдом ужаса. К горлу подкатил ком.
— Где моя лютня? — дрожащими губами произнес Талли. Он уже начал бледнеть, мокрые от слез глаза застилал туман.
— Оставь его, — сказала Девана, сжав девочку за плечи и потянув к себе. — Он уходит.
«Ты же сказал, что он не умрет! Но он умирает! Умирает!» — мысленно воскликнула девочка, обращаясь к призраку, но тот по-прежнему был нем.
— Отойдите, — прозвучал над Талли и Айлин твердый голос.
Девочка подняла голову и увидела Немизию. Валькирия сжимала в руках длинный деревянный посох с наконечником, выполненным в виде изящной женской руки, держащей синий камень. Сапфир? Или что-то другое?
— Ему уже не помочь. Раны слишком серьезны, — вполголоса произнесла Лесная Фея.
— Отойдите, — повторила валькирия и присела к раненому. Осторожно отодвинула ткань изодранной куртки на груди, внимательно осмотрела раны.
Лицо Талли побелело, губы начали синеть. Кровь на коже частично высохла, из-за чего парень стал походить на мертвеца.
— Лютня… лютня… — еле слышно шептал он.
Айлин отодвинулась от умирающего и села на палубу. Внезапно на нее десятипудовым мешком обрушилась усталость. Слезы уже не текли, но лицо и волосы были мокрыми и липкими. А на руках застыли капли чужой крови.
Девочка подняла голову и только сейчас заметила, что бой с морскими гарпиями окончен. Матросы и дефены отбились от них. Отовсюду слышались стоны и ругань. На палубе валялись перья, обрывки одежды, стрелы и окровавленные мечи и топоры. Через фальшборт было перекинуто изувеченное тело матроса. У мачты лежало в луже крови еще одно. Коренастый моряк, прихрамывая на одну ногу, помогал другому, плечо и грудь которого выглядело немногим лучше, чем у Талли, подняться на ноги. Старик — тот самый Флэг, что некогда взял под опекунство лютниста, — барахтался на пузе в луже крови и кряхтел. Еще двое матросов тащили куда-то третьего — тело с безжизненно повисшими руками и ногами. Зигмунд Красноглазый, которому тоже изрядно досталось в бою — на лице кровавые подтеки, плащ изодран в клочья, — что-то громко говорил Булфадию, тот медленно кивал и задумчиво смотрел куда-то вдаль. Бен-Саллен довольно ухмылялся, тщательно вытирая меч о тряпку. Ибрагил и Морк куда-то пропали.
Зато на свет белый вылез Нондер. Некромант придирчиво осматривался, подбоченившись. В его зеленых глазах не было ни жалости, ни сопереживании, ни скорби. Только скучающий интерес. Он словно находился на распродаже ненужных вещей.
Талли закашлялся. Айлин обратила взор на парня и увидела, что валькирия водит посохом над грудью и животом лютниста, и раны того начинают медленно затягиваться. Синий камень исходил слабым голубоватым свечением. Благодатным и исцеляющим. Вывернутая наружу красная плоть, так похожая на изрубленные куски свиной туши, втягивалась внутрь. Кожа на лице стала понемногу румяниться. Зрелище ужасное, и в то же время радостное.
Девана тоже замерла над телом раненого. В глазах застыло изумление и затаившаяся в глубине боль.
Глаза парня приоткрылись, туманящая взор пелена растворилась. Он удивленно посмотрел на Немизию, попытался приподняться, но валькирия осторожно коснулась его плеча ладонью и покачала головой. Лютнист сопротивляться не стал. Он перевел озадаченный взгляд на девочку, потом на Девану и спросил:
— Что случилось?
Губы Айлин непроизвольно растянулись в улыбке, а в глазах снова закололо. Но слова не шли.
— Почему ты плачешь?
— Лежи спокойно и не разговаривай, — произнесла Валькирия. Посох она убрала, и камень в нем тут же перестал светиться. Немизия медленно провела ладонью над грудью и животом Талли, затем поднялась и сказала: — Раны затянулись, но со шрамами я ничего сделать не могу. Они останутся на всю жизнь. Но ведь это не страшно, правда? Вы, люди, даже считаете их украшением своего тела.
Лютнист скосил взгляд на грудь и скривился. Шрамы действительно остались и выглядели не лучшим образом. Зато парень избежал смерти.
— На нас напали… я вспомнил. Женщины-птицы. — В глазах Талли забрезжил испуг. Он снова приподнялся на локтях и стал вертеть головой: — О, боги! Мне все это не померещилось. На корабль и вправду напали.
— Это были морские гарпии. Они меньше сухопутных, но это не делает их менее опасными, — пояснила валькирия.
— Да, малец, — кивнула Девана, —
