– Твоя фотка, – я показал Алисе. – А говоришь, не жених…
Она выхватила фотографию, разорвала на мелкие клочки.
– Ты что? – спросил я. – Совсем?
Алиса не ответила.
На траве что-то блестело. Я наклонился. Подвеска. Как бы круг, а внутри птичья лапка. i
Как у меня. Видимо, с шеи слетела.
Алиса не смотрела, и я спрятал птичью лапку в карман.
– Ты скоро? – спросила Алиса.
– Да, все уже.
– Тогда поторопимся. Здесь уже недалеко, пойдем напрямик…
– А с этим?
Я пнул стрелка.
Алиса отвернулась. И мы пошли напрямик, в этот раз я шагал первым, думал.
Я помню, мы гуляли вдоль Синего Ручья. В тот год Гомер подолгу гулял с каждым, беседовал на всякие важные темы.
– Раньше было все просто, – говорил Гомер. – Путь выбирали родители. Ребенок появлялся, а его родители говорили ему – будешь тем-то. И человек сразу шел в школу, учиться, к примеру, на водопроводчика.
Кто такой водопроводчик?
Это тот, кто проводит воду. Это сейчас воды кругом полно, ручьи везде, дождь каплет, а тогда воду в каждый дом проводили по трубам, и водопроводчик был очень уважаемым человеком.
А являлся ли при этом человек прирожденным водопроводчиком, никого не интересовало. И очень часто этот самый водопроводчик жил крайне несчастно, потому что не знал своего истинного предназначения, своего ремесла.
– У каждого в жизни есть предназначение, – говорил Гомер. – Вот я – чистильщик. Или истребитель. Я сам истребляю погань – и других учу. И ты тоже истребитель. Потому что…
Потому что когда мальчик начинает говорить разумные вещи, наступает время смотреть, на что он годится. Некоторые умеют обращаться с инструментами, изготовлять оружие и орудия для посева, и тогда они становятся кузнецами, огонь и молот – их ремесло. Другие умеют слышать животных, и становятся зверолога- ми, доят лосей, ищут следы кабанов, разводят кур и этим счастливы. Некоторые рождаются сразу сильными, здоровыми и красивыми, и у них самое сложное предназначение – поддержание племени, и эта судьба не из легких, сам видел. Есть они могут только растительную пищу, пить росу или талый лед, спать должны мало, жить на холоде, и от такой жизни они долго не живут, потому что начинают рано болеть, а больные они уже никому не нужны. И приходится им идти в рыбаки, или в улиточники, или в бортники.
Я спросил, а как же женщины? В чем их ремесло? Гомер ответил сразу и просто. Жизнь – это занятие женщин. В этом их цель. У мужчин много целей, много занятий, но тебе выпало самое важное. Твоя цель – зачищать территорию. Только зачистив территорию от слуг зла, мы приблизим падение самого зла. Мы должны сохранять жизнь себе и своим товарищам, это так, но главная наша цель – падение зла. Уничтожить зло, стереть его с лица Земли – вот путь, и альфа и омега.
Я поинтересовался у Гомера, как он выбрал мой путь, а он ответил, что путь выбирает совсем не он, путь выбирает Владыка, он же, Гомер, лишь читает его знаки.
И в чем же мой знак?
Гомер взял мою руку и взял свою руку. Они были похожи. Небольшие, с аккуратными пальцами средней длины, с умеренно широкой ладонью.
– Тебя выбрали твои руки, – сказал Гомер. – Вряд ли с такими руками можно быть хорошим молотобойцем. Зато с оружиемты будешь обращаться хорошо. Или ты хочешь стать кем-то другим?
Я никем не хотел стать, никаких предпочтений у меня не сложилось.
– Твой путь – смерть, – сказал Гомер. – Это твое ремесло и предназначение.
– Вокруг тебя всегда будет смерть, – сказал Гомер. – В этом мало хорошего, но ты должен привыкнуть.
– По-другому нельзя, – сказал Гомер. – Кто-то должен и конюшни расчищать…
Про конюшни я не понял, у нас уже давно никаких коней не было.
Пацифист
Вокруг поле. Бугристое какое-то, но без деревьев, травой поросло. Как-то оно мне не очень понравилось, на кладбище похоже, но крестов вроде бы нет.
Мы взбирались на последний уровень, я насчитал тридцать два, потом бросил. Я бы сам не полез на такой дом, но Алиса сказала, что тут спокойно, что она сама сюда частенько ходит, любоваться видами.
Не знаю, чем тут было особенно любоваться, я никогда ничем не любовался. Гомер говорил, что засматриваться на природу нечего, иначе она быстренько возьмет тебя за шею. А сидеть наверху…
Глупо. Алиса точно специально подставлялась. Или с ума соскочила, ну, из-за этого своего Сони. Почему нет? В таком месте любой свихнется. Когда еще происходит всякое…
Я решил, что не буду думать, все равно ничего не понимаю. Гомер говорил, что человеку вообще не стоит думать до двадцати пяти лет, кто думает до двадцати пяти – тот до двадцати пяти не доживает. Стреляй, помолившись, вот что говорил Гомер. А если не успеваешь помолиться, все равно стреляй, помолишься потом.
– Зачем мы здесь? – спросил я.
– Воздухом подышать. Подумать. Я должна подумать, устаю от воздуха подземелий, я тебе говорила, он человека загрязняет. Человек должен подниматься на высоту, просто обязан, чтобы человеком оставаться.
– Человек не птица, – возразил я.
– Человек – не червь. И не свинота. И не труп. Человек должен смотреть вверх. Если человек не смотрит вверх, он становится… Мертвецом.
Алиса принялась расплетать косу. У нее оказалась коса, я раньше и не замечал!
– Мы кому-то очень надоели, – она поглядела вверх. – И этот кое-кто, он решил от нас избавиться, решил вместо нас мертве-
цов заселить. А мы не мрем. Вот так. Но он упертый… Мы все сдохнем.
– Не, надежда есть, – возразил я.
– Почему?
– Солнце-то светит.
– И что?
– И то. Если бы Владыка хотел с нами покончить, Он бы сразу решил это сделать, разом. Взял бы и погасил солнце. А оно светит. Значит, это не просто мор, значит, это испытание. Проверка.
– Вы в Рыбинске все такие мыслители? Вы думаете, думаете, а потом идете рыбу есть.
Алиса вдруг чем-то щелкнула, и комбинезон-кикимора упал. Под ним была майка с цветочком и синие штаны. И знак, птичья лапка.
Как у меня. Как у этого Сони.
– Что это? – я указал на знак.
– Это? – Алиса сняла подвеску, повертела на пальце. – Па- цик, означает, что ты мир любишь. У нас у всех тут такие.
– И у меня.
– Брось. В Рыбинске пацики? В Рыбинске рыба.
Я достал из-под ворота свой кругляк.
– Покажи.
Я снял, кинул Алисе. Она принялась сравнивать.
– Разные, – сказала Алиса. – У меня из титана вырезан, а у тебя из олова отлит, в Рыбинске титана не сыщешь?
Я отобрал кругляк.
– Говорят, это непростые штуки. Я, правда, не верю. По-моему, это просто цацки.
– У стрелка тоже была, – сказал я.
– Что?
– У того, которого я убил. У Сони. У него тоже была такая кругляшка.
