— …и бухло у них это, черное, как нефть, и на вкус такое-же, ха-ха, вапще! — размахивал руками Макс, живописуя увольнительную. — После первой голова у меня расширилась, а после второй сузилась, после третьей расширилась, а потом опять сузилась… тогда и побежал я в сортир, блевать.
И в этот кульминационный момент мой шлем издал тонкую трель, а классификатор завибрировал. Проклятье, срочный вызов от начальства — теперь я десятник, меня могут выдернуть и днем и ночью.
— На связи, — буркнул я, поднеся браслет ко рту: знал, что это не нужно, что это не телефон, но пока избавиться от этой привычки не мог.
— Тебя ждет трибун Геррат, немедленно, — проскрежетал из классификатора Гага: слова его услышал только адресат, то есть я, до Макса не долетело ни звука.
— Есть, — ответил я, и сердце мое упало.
Вспомнил обо мне, вспомнил местный контрразведчик, чтобы его черти взяли!
— Ты прямо в лице изменился, ха-ха, словно умер у тебя кто, — Макс протянул ладонь с лежащей на ней большой лиловой таблеткой. — Прими быстренько, тут же лучше сделается.
Расслабон! Нет, никогда больше!
Этот местный аналог курева действовал сильнее обычных сигарет, успокаивал, снимал напряжение, убирал усталость. Но у меня он вызывал сильнейшее привыкание, настоящие ломки, как от тяжелых наркотиков, и мне большого труда стоило с него слезть.
— Нет, — я покачал головой, и вспомнил, что в прошлый раз принимал другие таблетки — круглые, желтые, как советские витаминки, без которых мой переводчик чудил так, что буквально сводил меня с ума.
— Слушай, а врач на месте? Тот, с татуировкой? — спросил я.
— Нет, перевели его недели две назад, ха-ха, — ответил Макс, и я ощутил, что меня словно ударили поддых: другой эскулап может и не войти в мое положение, а взять да списать меня на Землю, и что тогда, где брать деньги на операцию для Сашки?
— Черт, — я сунул автомат хозяину. — Дело такое, срочный вызов к начальству. Функционирует твой агрегат как новенький, только чистить не забывай, а то буду лупить на правах злого командира.
Макс недоверчиво заухмылялся.
А я покидал инструменты в тумбочку, где прятался черно-белый пингвинчик, подмигнул ему, и ринулся из казармы прочь — когда тебя зовут спецслужбы, лучше не тормозить. Трибун Геррат, маленький, непримечательный шавван с желтоватой кожей и усиками, встретил меня слащавой улыбкой.
— Садись, десятник, — пригласил он, не став слушать уставное «по вашему приказанию прибыл», и я шлепнулся на стул.
Кабинет контрразведчика не изменился, как и он сам — туша сейфа в углу, такого, что в него можно спрятать слона, портрет Гегемона на стене, и «окно», за которым на этот раз была уже не Столица, а морской пейзаж, белоснежные утесы, волны, летающие над ними то ли рыбы, то ли птицы, радуга вдалеке.
— Очень конкретно рад тебя видеть на своем корабле, — продолжил Геррат.
«Словно кот мышь» — подумал я.
— Поскольку твое появление означает, что твой хозяин продолжает свою игру, — говорил трибун негромко, поглаживал усики, поскольку наверняка понимал, что этот жест меня раздражает. — И это несмотря на то, что он знает, что я знаю о твоем статусе фигуры. Занятно, ведь так?
Для меня в этом всем ничего занятного не было.
Геррат невесть почему вбил себе в голову, что я шпион или вроде того, и я на практике знал, что оправдываться бесполезно, что любые мои слова будут восприняты как увертка, хитрый трюк. Согласиться с ним и пойти на сотрудничество я тоже не смог бы при всем желании, поскольку ни о каком «хозяине» не имел представления и смог бы выдать на допросе только собственные фантазии.
— Понимаю, что ты в данных обстоятельствах ни в чем не признаешься, конечно, — трибун вздохнул. — И ты можешь не знать, на кого работаешь, но я тебе расскажу… Перенесемся на двенадцать лет назад, когда Служба надзора совершила самый большой ляп в своей истории. Восстание в армии, да еще в Столице, стало для нас полной неожиданностью, мы не смогли его предотвратить, увы.
Печаль Геррата выглядела искренней, но я ему не верил — если надо, он изобразит что угодно.
— Один из линкоров первой пятерки перешел на сторону восставших, и с тех пор само имя его под запретом. Поднялось несколько легионов планетарных сил, ударные части. Они атаковали Дворец Семидесяти Фонтанов, это основная резиденция Гегемона и его семьи, если ты не знаешь. Часть его разрушили, прорвались во внутренние покои, захватили немало тронных сокровищ, и если бы не верные Гегемону офицеры…
Обычный для земной истории сценарий.
— Мятеж оказался разгромлен, тысячи негодяев попали нам в руки, — продолжал разливаться соловьем контрразведчик. — Только вот главари ухитрились скрыться, мы до сих пор не всех поймали, несмотря на сотни свидетелей, допрашивали которых профессионалы.
Я поежился — знаем мы этих профи пыточного дела с кнутом и дыбой под мышкой.
— Рядовые ничего не знали, а попавшие к нам офицеры… Многие быстро и капитально сошли с ума, другие, вроде бы в себе, рассказывали нечто странное, каждый свое. Неясно, кто ими руководил! Они словно забыли, кто отдавал приказы, или поверили, что действовали конкретно сами, по собственной воле!
А вот это выглядело странно, и случись такое на родной планете, я бы никогда не поверил. Но чтонереально у нас, вполне могло быть нормой в Гегемонии, раскинувшейся на сотни звездных систем.
— Есть древние, вроде бы забытые техники контроля сознания, которые позволяют добиться подобного… И ясно, что есть некто, этими самыми техниками владеющий, пытающийся захватить власть! Готовый расшатать сами основы нашей цивилизации! Уничтожить все, лишь бы захватить трон!
Трибун замолчал, буравя меня суровым взглядом, и я невольно поежился.
— И вот ты, судя по всему, работаешь на этого персонажа, — добавил он небрежно. — Наверняка ведь думаешь, что сражаешься на стороне добра? Ведь так?
Я пожал плечами — вопрос типа «а ты перестал пить коньяк по утрам?».
— Да ни на кого я не работаю, — буркнул я, хотя знал, что бесполезно, не поверит.
И точно, Геррат сокрушенно вздохнул и посмотрел как отец на неразумное, но все же любимое чадо.
— Помни, что ты разменная пешка, и что только я могу вытащить тебя из игры. Хозяева же твои мигом пожертвуют тобой, как только им это станет выгодно, и вспомни — один раз они попытались это сделать, когда с тобой разговаривал принц Табгун, да сохранят его Святые Предки?
О да, это я никогда не забуду — общий смотр для всего линкора, и высокомерный, высокородный, высокозлобный кайтерит, по непонятной причине решивший поболтать с рядовым бойцом, то есть мной.
— И еще помни, что ты под присмотром, что я приглядываю за тобой днем и ночью, — и трибун игриво погрозил мне пальцем.
— Опять стучать заставите? — спросил я злобно.
В прошлый раз он буквально шантажировал меня, и несмотря на мое сопротивление, сунул мне передатчик, чтобы я докладывал, что творится в нашей центурии. И только то, что мы оказались в окружении, без связи со своими, в разгар кровавых боев, спасло меня от незавидной участи доносчика.
— Нет. Зачем, — новая улыбка, на этот раз небрежная. — У меня есть стукач среди твоих. Работает истово, и за страх, и за совесть, уговаривать и подстегивать не нужно. Так что… Кстати, центурион твой — полный идиот, он уже приходил ко мне, чтобы доложить о твоей неблагонадежности.
Ну да, командир — идиот, один из подчиненных — доносчик.
Прекрасная обстановка для легкой и веселой службы в армии великой Гегемонии, и это не учитывая, что сейчас война, и нас в любой момент могут кинуть в бой.
* * *
Взгляды бойцов, обращенные на меня, сияли вовсе не от любви и восхищения. Конечно, до отбоя меньше часа, время после ужина, сам Гегемон велел отдыхать, а этот идиот тащит на стрельбище!
Угрюмо смотрели даже ветераны, понимавшие, к чему все это, и чего говорить о салагах?
— Повторяю — если вы не освоите это сейчас, то придется осваивать на поле боя, — орал я сегодня столько, что сорвал голос, и поэтому хрипел простуженной вороной. — Расплачиваясь трупами и ранами, а не усталостью и потом!
