— Я долго думал, что мне сказать вам, — признался Марк, гладя кошку по животу. — Даже репетировал речь. В ней было много красивых и громких слов, а порою — чересчур громких. Я был готов ставить свои условия, просить, угрожать, договариваться. Но буквально минуту назад я решил, что не буду искать сложности. К черту все.
Марк сделал паузу. По его лицу было видно, что он продолжал выбирать слова, хотя пытался это скрыть. Каменский не перебивал.
— Когда моя подруга пропала в Зоне, я был готов смириться с ее смертью, — продолжал Марк. — И все, что я делал после этого, основывалось лишь на одном предположении. Что она еще может быть жива. Я в это сам не верил, но не мог найти покой. Можно сказать, я боролся с Зоной не ради нее. Чуть позже мне уже пришлось работать в самой Зоне, и это я тоже преодолел. На этот раз угроза была выше. Враг обрел лицо, и мне пришлось это лицо разбить. Я не рад этому и не хотел этого. Я просто сделал меньшее, что мог придумать. Проводить остаток жизни в бегстве было не самой лучшей мечтой. Плевать я хотел на общественную мораль, так как общество по своей сути аморально. Если кто-то считает, что один человек не может развязать войну ради того, что он любит, то это его проблемы. Первым я стараюсь не нападать. Мне этого достаточно. Напротив, я постарался позаботиться о том, чтобы весь мир не погряз в аномалиях. Хотя, возможно, это пошло бы ему на пользу.
— Я читал отчеты Кунченко.
— Тогда сами и решите, сколько в них правды. Под конец нашего знакомства майор был довольно эксцентричен.
— Если в этих отчетах правды хотя бы треть, то я не удивлен, что он был эксцентричен.
Марк смотрел, как кошка грызет его пальцы.
— Все, что я сделал в ходе «Горизонта событий», было минимальным противодействием на оказанный мне прием, — сказал он. — Если меня бьют, я бью в ответ. Если на меня пойдет сотня человек, я убью сотню. Цивилизация изобретательна на способы. Понимайте меня как хотите, Мирослав Сергеевич, но даже если Господь Бог спустится с небес и прикажет мне принести Полину в жертву, чтобы доказать свою любовь к нему, то я убью Бога. Что я этим докажу — меня не волнует. И считать после этого, что Полина мне что-то должна, я не буду.
— Я прекрасно вас понимаю.
— Рад слышать. Тогда еще раз заостряю внимание: я поработал на ЦАЯ лишь потому, что хотел чем-то компенсировать возможные потери, которые мог причинить вашей организации. Пока что ЦАЯ мне ничего не сделал.
— Конечно, вы не виноваты в том, что Зона временно перестала приносить доход, — заверил Каменский. — Что бы вы там ни натворили, Кунченко продолжил работу уже на следующий день. Это Авершин причинил нам беспокойство.
— Все равно. Вы мне поставили задачу, я ее выполнил.
— Совершенно верно. И я считаю, что должен вам за труды.
Каменский протянул две пластиковые карты. Марк взял их после секундной паузы.
— Вы хороший интеллектуал, Марк, — сказал Мирослав Сергеевич. — Знаете, когда идти вперед, а когда остановиться. В ЦАЯ вас бы ждали большие перспективы.
— Нет, — ответил Марк. — Пусть они так и останутся перспективами. На вас работать я больше не буду.
— Понимаю, что ни мне, ни кому-либо другому в мире вас не переубедить, но все же еще раз прошу подумать. Виктор и Борланд приняли предложение. Вы трое составили бы великолепную связку.
— Возможно. — Марк спрятал карточки во внутренний карман. — Однако, как вы верно подметили, я умею вовремя остановиться. Сейчас именно то время.
Каменский протянул руку.
— Тогда удачи в новой жизни, — пожелал он.
Марк взял его ладонь и мощно встряхнул.
— Спасибо.
— Только не забывайте сложности, с которыми вас столкнула судьба.
— Не понял, о чем вы.
— О том, что не Полина вытащила из вас дар стратега, — самым серьезным тоном сказал Каменский. — О том, что первые девятнадцать лет жизни вы провели в оцепенении. И только стремление сразиться с жестокой кармой взорвало ваше сознание. Вас мобилизовало не желание спасти подругу. Вас пробудила загадка. Именно в решении загадки вы нашли себя. Перековали мотыгу на меч, благоразумно научились им пользоваться и отправились бороться со Злом. Вы победили. Однако задумайтесь над тем, почему сказки заканчиваются на свадьбе. Примите на прощание совет от старика: не сводите все перипетии судьбы к Добру и Злу, так как то, к чему вы стремились всей душой, может оказаться страшнее. Неопределенность станет давить на вас с тех сторон вашей жизни, которые вы в себе еще не открыли. Сейчас вы уйдете, будете жить своей жизнью со спасенной девушкой, и вам никто не помешает. Вы поселитесь в уютном доме, из трубы которого исходит дым, снимете потертые доспехи, вывесите их в чулане — на всякий случай поближе к входу. Начнете вместе с Полиной возделывать сад своего благополучия. Временами станете вспоминать дела минувших дней, каждый раз удивляясь новому оттенку, которым они будут окрашены. Но никому не известно, сколько времени вы так выдержите, потому что зверя, которого вы в себе высвободили, в клетке не удержать. А сейчас прощайте, и дай вам Бог здоровья.
Тут же встав, Каменский ушел, не оглядываясь. Двигался он неторопливо, подобно постаревшему льву, прекрасно знающему о своей силе, но уже не пытающемуся ее демонстрировать.
Марк из принципа смотрел ему в спину, не отводя взгляда.
— Поглядим, — проговорил он сквозь зубы. — Еще посмотрим…
Достав телефон, он набрал номер.
— Я в парке, — сказал он. — В южной части.
— Да, я тебя вижу, — отозвалась Полина.
— За тобой точно никто не смотрит?
— Боже мой, Марк, успокойся! Сейчас подойду.
Увидев Полину, торопливо идущую к нему, Марк почувствовал острое желание сорваться с места, броситься к ней и заключить в объятия. Так же, как ранее. Если бы не кошка, дремлющая у него на коленях, он бы так и поступил.
— Я уже не могу отличать поводы от причин, — прошептал он.
— Что? — спросила девушка, приближаясь к нему. — Привет.
— Привет.
Она присела на край скамейки и открыла сумочку.
— Все прошло удачно? — спросила она.
— Да. — Марк вытащил пластиковые карты и бросил в сумочку. — Все закончено.
— Точно? — Глаза Полины округлились. — Ты сумел договориться?
Она тут же весело засмеялась, и сердце Марка болезненно защемило.
— Это не моя заслуга, — сказал он. — Каменский обещал, что о нас теперь забудут.
— Ты ему веришь?
— Я никому не верю, кроме тебя.
— Зря.
— Все может быть. Может, тебе удастся меня успокоить.
— Я попробую, — пообещала она. — Почему ты так взволнован?
