— В Полярные Зори, — сказал Нанас.
Старый учитель раскрыл было рот, однако Надя ничего не дала ему сказать.
— Сначала давайте уедем отсюда! А то мы вообще никуда не доберемся. — Она протянула Нанасу его шапку, которую уже успела где-то подобрать, и толкнула его в спину: — Заводи свои «нарты», поедешь вперед.
Нанас вскарабкался на черный снегоход, завел его, тронулся и только потом понял, что не знает, куда ехать. Впрочем, выбор был невелик: дорога, по которой приехали преследователи Романа Андреевича, отпадала сразу; назад ехать не имело смысла; путь же, ведущий вперед, вскоре раздваивался, и та его часть, что плавно загибалась влево, насколько помнил карту Нанас, тоже соединялась с той, по которой они приехали. Так что выбора, по сути, не оставалось вовсе — нужно было ехать по правой отворотке, что он в итоге и сделал.
Однако много проехать им не удалось. После непродолжительного прямого участка, едва снегоход Нанаса преодолел длинный, поворачивающий направо подъем, его мотор стал вдруг чихать и вскоре заглох. Завести его снова не получалось. Рядом остановилась Надя.
— Не сажай аккумулятор! — выкрикнула она, заметив, что Нанас опять собирается повернуть ключ. — У тебя бензин кончился. — Она вдруг хлопнула себя по макушке и выругалась: — Тудыть твою растудыть! Дура я сухопутная!
— Ты не дура, — возразил Нанас. — Ты хо…
— Именно, что «хо»! — перебила его Надя. — И хо, и хо-хо. Дура и есть! Для чего я, спрашивается, заправила полный бак своего снегохода?
— Ты же не знала, что скоро его поменяешь.
— Не знала!.. — буркнула Надя. — Ну, не знала. Бензина-то все равно жалко.
— Кстати, мы стоим как раз возле заправки, — вытянул вправо руку старый учитель.
Нанас посмотрел, куда тот показывал, и увидел впереди, за обочиной дороги, несколько заметенных снегом построек.
— Только весь бензин оттуда давно выкачали, — добавил Роман Андреевич.
— Тогда толку с нее, — буркнула по-прежнему рассерженная на себя Надя и слезла со снегохода. — Хорошо, я с запасом взяла. Сейчас по-быстрому заправлю оба и покатим дальше. А ты следи за дорогой, — бросила она Нанасу.
Юноша оглянулся и порадовался, что его снегоход заглох на удачном месте, — дорога просматривалась достаточно далеко, врасплох их застать не могли.
— Ребята, — вновь заговорил старик, — а ведь вам до Полярных Зорей не доехать, впереди Мончегорск.
— Да, Мончегорск, — вспомнил карту Нанас. — И что? Он разрушен?
— В том-то вся и беда, что цел. Бандиты там. Много. Как и в Оленегорске, впрочем.
И Роман Андреевич ровным, спокойным голосом, словно рассказывал совершенно не имеющую к ним отношения историю, поведал им следующее.
После катастрофы и разлива хлора с хранилищ комбината «Североникель» в Мончегорске никого в живых не осталось: только скелеты по квартирам. А из Оленегорска все уцелевшие перебрались в Полярные Зори, где осталась нетронутой и продолжала работать Кольская атомная станция. В том городе имелось электричество, водоснабжение, тепло — там все было почти таким же, что и до катастрофы. И туда потянулись люди со всех разоренных городков и сел Кольского полуострова и севера Карелии.
Но город был не резиновый, и тамошние власти ввели жесткий пропускной режим. Безоговорочно они принимали лишь детей, а из взрослых только тех, кто мог принести реальную пользу. Категорически пе допускались туда бывшие уголовники, а их развелось повсюду, как тараканов, — зон па Крайнем Севере было чуть не больше обычных деревень.
И тогда эти отбросы стали обживать покинутые, но не разрушенные города, в частности, Мончегорск и Оленегорск. Сначала в них творилось не пойми что — разгульная кровавая анархия. Но потом даже урки поняли, что долго им в таком режиме не протянуть, и в городах появилось что-то вроде власти и какого-никакого порядка. Также их стали охранять, и даже не столько от людей — кто по своей воле полезет в такой гадюшник? — сколько от дикого и одичавшего зверья. Тем более, что, по словам Романа Андреевича, в последнее время участились нападения на жителей Оленегорска кошмарных, не виданных ранее монстров.
Нанас слушал старого учителя очень внимательно и поймал себя на мысли, что еще несколько дней назад не понял бы из этого рассказа и половины; теперь же неясными для него были лишь некоторые слова, да и то он, большей частью, догадывался по смыслу, о чем идет речь.
— И те, и другие сидят на своих трассах, как пауки на паутине… Не знаю уж, чем они там питаются, когда мимо не едет никто, но если кого занесет к Оленегорску или к Мончегорску — все, поминай, как звали. Перехватывают, грабят, и либо в рабство, либо на месте порешат. Спасибо еще, коли не сожрут… Причем Мончегорские бандиты, — продолжал Роман Андреевич, — по слухам, еще кровожаднее оленегорских. Наши даже сами боятся ездить в ту сторону, особенно с тех пор, как в Мончегорске появилась «ЮЛА».
— Юла? — приподняла брови закончившая заправлять снегоходы Надя. — Детская игрушка? И что же в ней страшного?
— Не игрушка, — посуровел старый учитель, — бандитская группировка. По первым буквам имен ее главарей — Юлии, Людмилы и Анны. Говорят, эти женщины дьявольски красивы, но и дьявольски беспощадны. Обычные бандиты еще могут оставить тебя в живых, но эти!.. Не стану и вспоминать те ужасы, которые о них рассказывают. Если правда то, что, по этим рассказам, они вытворяют с мужчинами…
— За что же они так не любят мужчин? — не удержался от вопроса Нанас.
— Скорее, наоборот, чересчур сильно любят… — Романа Андреевича даже передернуло, и он застонал от боли, будто подтверждая тем самым свои слова. Но тема о прекрасных бандитках, похоже, увлекла и его. Старый учитель продолжил: — Львицы!.. Бесстрашные, дерзкие. А еще придумали такую штуку: поставили на полозья яхты — в Мончегорске был раньше неплохой яхт-клуб — и гоняют зимой по Имандре и окрестностям. Так что увидите паруса — сразу прячьтесь, хоть в снег зарывайтесь! Особенно ты, Нанас. В общем, ребята, — закончил свой рассказ старый учитель, — если мы все же поедем в сторону Мончегорска, то погоня нам, скорее всего, не грозит. Зато… — Роман Андреевич закашлялся вдруг, захрипел, на губах появилась розоватая пена. Его лицо стало белым, а на лбу выступили крупные капли пота.
— Но как нам теперь быть?! — воскликнула Надя. — Нам все равно нужно где-то остановиться на ночь!.. Да и вас надо срочно перевязать.
— Что толку меня перевязывать… — просипел старик. — А переночевать… — Он задышал часто и тяжело, но постепенно дыхание все-таки выровнялось, и Роман Андреевич продолжил вполне внятно: — Не доезжая Мончегорска будет военный поселок слева, «Двадцать седьмой километр». Раньше там была летная часть. Целые дома там вроде как оставались. Во всяком случае, десять лет назад еще стояли, я был там по случаю… Но, сами понимаете, живет ли кто в этих домах сейчас — мне неизвестно.
