Свет становится ярче… Хотя какой-то он странный?
Некогда об этом думать.
Мы вырвались из «снежной» пелены!
Вот она, арка выхода – рядом!
Мы пролетаем её.
И едва успеваем притормозить у края пропасти.
Оттуда веет жаром. Там, внизу, озеро – яркое, пылающее. Целое озеро расплавленного металла!
И никакого моста над ним. Никакого способа перебраться на ту сторону – к тёмному отверстию туннеля в дальнем конце гигантского зала…
Лишь странные фиолетовые столбы неровно торчат из пылающего озера. Они натыканы беспорядочным частоколом. И даже на самый смелый взгляд не годятся для переправы…
– Снег! – вскрикивает Васька.
Я оборачиваюсь. Серебристые кристаллики вылетают из туннеля.
Мы отступаем, жмёмся к стенам на узком пятачке. А белёсые клубы роятся всё ближе и ближе…
– Что-то наш гриль запаздывает, – шепчет Дима.
Он прав. Пока мы топтались у края – давно пришло время проснуться Белому Огню. Проснуться и выжечь всю эту кристаллическую мерзость!
Но в туннеле до сих пор сумрачно и тихо.
– Сломалась шарманка? – мрачно предполагает Васька.
Снежные вихри тянутся к нам, как живые.
Лаг-Ни шепчет:
– Они нас не отпустят.
– Не каркай, дура, – ободряюще замечает Бинк.
Я кусаю губу.
Но больше ничего оптимистичного в голову не приходит.
Мы стоим, как примороженные. Облако кристалликов распухает, прижимая нас к обрыву.
Дальше отступать некуда.
Разве что сигать вниз, повторяя подвиг Терминатора…
Спиной я уже чувствую горячее дуновение огненной купели.
Оглядываюсь.
Богатый выбор. Снег или пламя?
Но первым выбор делает Фэй-Тун. Он бросается с обрыва. И приземляется копытами на два ближайших фиолетовых столба.
Я жду, что он рухнет.
Но хахир скачет дальше – по редкому частоколу, торчащему из расплавленного металла…
И, выждав секунду, мы бросаемся вслед.
Шаткие опоры кренятся, будто подрубленные деревья. Но каким-то чудом мы прыгаем с одного столба на другой.
Не падаем, а движемся вперёд – почти вопреки законам физики.
Подошвы обжигает. Дыхание перехватывает от изнуряющего жара. И удары сердца – словно молотки в висках…
Но спасительный карниз уже рядом.
Фэй-Тун достигает его, хрипло командует:
– Ложись!
Мы брякаемся на жесткие каменные плиты. И жмурим глаза от невыносимо яркой вспышки.
Низкий, бьющий по ушам гул…
Кажется, в этот раз всё длится дольше.
Зато когда мы поднимаем головы и оглядываемся – больше нет никаких «снежинок».
Только багровые отсветы снизу.
– Дезинфекция! – радостно сказал Васька.
Мы встали. А Фэй-Тун тяжело поднялся – будто теперь, когда опасность отступила, свинцовая ноша навалилась ему на плечи.
Я вздохнул.
Прорыв через облако дорого обошёлся хахиру. Грудь, плечи и лицо в кровоточащих ссадинах. А ещё невыносимая усталость читается в глазах…
Неудивительно. После такого…
Сможет он идти? Или лучше сделать короткий привал – хотя бы и здесь, над расплавленным озером?
Уточнить я не успел.
Фэй-Тун, пошатываясь, двинулся вперёд, в сумрачный коридор. Так, словно цель была близка – упоительно, маняще…
Мы осторожно ступали, вслушиваясь в эхо шагов.
Каменные двери в конце туннеля сами разъехались перед нами тяжелыми створками.
Едва их миновали, двери опять сомкнулись за спиной.
Новый коридор – светлее прежнего. А стены – составлены из движущихся блоков, украшенных геометрическими рельефами. Каждые несколько секунд они смещались с лёгким шелестом и складывались в новый узор.
Туннель кончился тупиком. Впереди – плита, украшенная загадочными символами. Знаки расположены без видимого порядка, но была в них какая-то странная, нечеловеческая гармония…
Мы не успели их изучить. Плита раскрылась диафрагмой.
Мы вошли в комнату, всю залитую ярким, будто солнечным светом.
Только солнца здесь нет. Как нет и окон.
Свет струился с потолка. А стены из полированного гранита празднично блестели.
– Вот мы и добрались… – шепчет Фэй-Тун, тяжело опускаясь на пол.
– Куда? – непонимающе выдавливает Дима.
Остальные понимают не больше.
– Где выход-то? – озабоченно спрашивает Васька.
Я озираюсь. В комнате нет и малейшего намёка на двери.
Но они должны быть!
Не зря же мы сюда топали, не зря рисковали… Ещё немного – и мы вырвемся из Гробницы, выдохнем её медицински стерильный воздух, оставим позади эти безупречные каменные плиты.
К чёрту, к дьяволу, к рыжему чубайсу – куда угодно!
Лишь бы оказаться снаружи!
Я решительно иду вперёд, ощупываю гладкую стену.
Она остаётся неизменной.
Не собирается отъезжать, раскрывая проход. Не превращается в зыбкий туман под моими ладонями.
Я оборачиваюсь к Фэй-Туну.
Он лежит на боку, закрыв глаза. Его смуглая кожа – теперь удивительно бледная.
Лаг-Ни испуганно склоняется над хахиром:
– Эй! Ты это брось!
Он открывает глаза. Обводит нас тусклым взглядом.
– Ты ничего не напутал? – тихо спрашивает Васька.
– Нет. Но дальше – вы сами…
– Что-то не очень получается.
– Ключ – внутри вас.
Мы хмуро переглядываемся. Конечно, у нас внутри много чего интересного… А в мозгах – вообще, разве что кентавр не валялся. Только как это важное оттуда выудить?
– Давайте попробуем вместе, – предлагает Васька.
Дима тоже идёт к стене. Наши ладони ложатся на каменную плиту.
– Думайте о чём-то приятном, – говорю я, – или мечтайте… Как там, на Ретане.
Воцаряется тишина.
Я закрываю глаза. Пытаюсь вспомнить тот день, когда мы с Илгой катались в имперском парке аттракционов… Погожий, весенний день… Смех детей… И поганая ухмылка Нух-Бода – там в Храме.
Чёрт!
Только не это!
Я трясу головой – хаотичная круговерть последних дней упорно вылазит сквозь самые расчудесные картины прошлого.
Открываю глаза.
Стена – без изменений. А Васька прислонился к ней и что-то бормочет под нос.
– Ну? И о чём ты мечтаешь? – хмуро спрашиваю я. – Надеюсь, о светлом и хорошем?
– Ага. Хорошо бы Нух-Бода подвесить за яйца!
– Грубо, – вмешивается Дима, – а я бы развёл его на «бабки». Поставил на «счётчик». И заставил бы взять кредит в валюте!
– Это жестоко!
– Ничего. Он бы у меня до конца дней отрабатывал гужевым транспортом!
– Хорошо, хоть не племенным жеребцом, – бурчу я.
– Лучше кобылой! – серьёзно предлагает Васька.
И я понимаю, что мы категорично отклоняемся куда-то не туда. Вместо светлых образов перед глазами маячит дурацкая картинка: Нух-Бод, катающий ребятишек в зоопарке.
Сочетание – настолько нелепое, что я начинаю кусать губы от смеха.
