ждет от меня подвигов на поприще ле́карства.
— Пики монументальных горных склонов нависают над тобой, как живые исполины, созданные самой природой. Они могучи, они вечны, они холодны и безразличны…
Мэтр описывал живописные картины, и они снова овеществлялись в моем разуме, словно нарисованные рукой профессионального художника. Я видел огромные горы, отвесные скалы и глубокие расщелины, дно которых терялось в густой тьме, куда не достигал солнечный свет. Это было без сомнения прекрасно и грандиозно. Но меня, опять же, не привлекало. Тогда служитель Дивинатория переключился на другой пейзаж. Он показал мне бушующее море, волны, подобные девятому валу, накатывающие на берег и едва не раскалывающие старые валуны. Соленые брызги и влажная взвесь мельчайших капель. Крики чаек и грохот прибоя…
Красиво и сурово, но я остался практически безразличен и к этому пейзажу. А следом, видимо, настала очередь огня. И я как мог пытался уловить в себе отголоски влечения к этой стихии. Все-таки, Данмар был сыном кузнеца, и в раскаленной кузне он проводил много времени, что не могло не отразиться на его личности. В моем воображении заполыхало гигантское пламя, которое своим жаром разгоняло облака. Земля дрожала и выстреливала целые тонны раскаленной магмы в небеса. Величественно, грандиозно и жутко. Но не более…
И только лишь когда очередь дошла до четвертой стихии, я почувствовал то, что должен был. Облака. Пушистые облака. Невесомые, как воздушный поцелуй матери, и прохладные, как ласка утреннего бриза. Голубое небо, зовущее в свои объятия, и задорный хулиганистый ветер, который словно заигрывал со мной. Я вспомнил полет. И он был великолепен. Самые радостные моменты за обе свои жизни я пережил именно в небе. Когда черные величавые крылья несли меня над ночным городом, и когда воздух хлестал меня по щекам во время моих умопомрачительных кульбитов. Когда отблески небесных осколков слабым сиянием отгоняли тьму, и когда я чувствовал безграничную и незамутненную свободу… В эти моменты исчезали все оковы. Пропадали тревоги и растворялись в концентрированном восторге призраки прошлого. Исчезало абсолютно все, и даже мое сознание словно бы отходило куда-то на второй план. Оставалась только высота и бескрайний простор…
Я почувствовал, как от нахлынувших чувств по моим щекам побежали слезы. Проклятый Дьявол победил меня и загнал в угол. Как бы беспристрастно я ни прожил жизнь Данмара, как бы ни пытался подавить в себе любые привязанности, а этот раунд я уже заранее проиграл с треском. Проиграл, потому что влюбился в здешнее небо и прекрасное ощущение полета. И я буду жестоко расплачиваться за это, когда снова вернусь в ад…
— Я испытываю похожие чувства, Данмар, сын кузнеца, — голос мэтра вторгся в мои мысли самым беспардонным образом. — Мне тоже хочется рыдать, когда я вижу такого талантливого и способного юношу, который вынужден забыть о своих амбициях из-за Искры Жизни, которая тяготеет к воздуху.
Он мои слезы воспринял по-своему, и посчитал, будто я расстроился от того, что моя стихия оказалась слабым воздухом. Он подумал, что я плачу из-за того, что мне предстоит стать либо целителем, бесконечно бредущим по жизни от одной койки с лежащим на ней тяжело больным до другой, либо презираемым воздушником. Магом, который маг только среди простых смертных. Тот, кто обречен стать двигателем для парусников, или прислужником у какого-нибудь вельможи, который проветривает его господский сортир. Но мэтр ошибался. Это были слезы радости. Здешняя земля меня упорно не принимала, то и дело указывая на то, что я тут пришлый чужак. А вот небо… оно полюбило меня таким, каким я и был. Полюбило и подарило мне частичку себя. И теперь, какие бы невзгоды не выпали на мою долю, я буду знать, что я под этими звездами не одинок.
Эпилог
— Поздравляю, дочь. Ты очень хорошо показала себя на вступительном испытании. — Красивая высокая женщина в умопомрачительном платье с глубоким вырезом на спине подошла к Астре и сдержанно обняла ее. — Далеко не многим удается начать учебу с победы над экзаменатором.
— Спасибо, мама, — ответила девушка. — Но я не вижу в этом никакого подвига. Нет чести в том, чтобы одолеть простолюдина.
— Ты права, моя дорогая. Но все же не стоит принижать свои заслуги… — молодая красавица, больше похожая на старшую сестру, нежели на маму Астры, задумчиво провела ладонью по ее медным волосам. Вообще, дочка всегда испытывала к ее внешности жгучую зависть. Такая стать, такое изящество в каждом жесте и движении, такая величавость… Как же ей хотелось хотя бы вполовину быть такой же женственной, как мать. И такой же красивой. Даже ее имя невероятно шло ей. Луана, что в переводе с Айну значило «Блистающая».
Однако девушке в этом плане не очень повезло. Большинство внешних черт она позаимствовала от своего отца. И пусть в империи вряд ли можно было найти такого человека, кто мог бы назвать юную аристократку уродиной, но и до ослепительного великолепия матери она объективно не дотягивала. И это при всем при том, что маме через несколько лет уже стукнет пятьдесят, а за плечами у нее две беременности!
В общем, никакая молодая девушка не захотела бы находиться в тени своей родительницы. Где-то в глубине души Астра даже малодушно желала, чтобы неумолимая старость отняла уже наконец у нее эту красоту…
— Кстати, я слышала, что одному юноше удалось одолеть бастарда Атерна, — внезапно объявила женщина.
— Я уже тоже слышала об этом… — Астра поморщилась, словно разговор на эту тему был ей крайне неприятен.
— Дай угадаю. Ты уже успела не только познакомиться, но и повздорить с этим интересным Аколитом? — Холодно поинтересовалась Луана, от которой не могла укрыться кислая мина дочери. Она говорила полуутвердительно, потому что слишком хорошо знала скверный характер Астры. — Сколько мне раз тебе нужно повторить, что женщина должна быть гибкой, как ивовый прутик, а не прямолинейной, как удар дубиной, дочь? Ты слишком многое переняла от отца…
Девушка только виновато потупила глаза, не решаясь спорить с властной матерью. Астра вообще лишний раз старалась не раскрывать рта, когда речь заходила о ее поведении. Она уже приготовилась к очередной занудной лекции от нее, но Луана ошарашила ее внезапным предложением.
— Может, тебе вместо демонстрации своего дурного норова стоит присмотреться к нему получше?
