хотела убегать. Я просто больше не могла видеть, как он… он…
– У меня большой дом, – голос Сапожника звучит рядом, – и там хватит места… всем хватит. И деньги есть… И плевать на всех, есть не рода, а лично мои. Я… женюсь. Если она позволит.
И если мы не умрем.
– Щит удержишь? – говорю Сапожнику.
– Попробую… Знаешь, дар вернулся. В полной мере. И нам недалеко уже… тут что-то рядом есть. Надо просто…
Тихоня молча высыпает кристаллы на ладонь. Они – единственный источник света, слабый-слабый, но все же.
– Много. Надорвешься.
– Один хрен помирать, так хоть с пользой.
И раньше, чем я успеваю остановить, этот гад закидывает все в рот. Закрывает глаза. И выдыхает.
Несколько мгновений ничего не происходит. А потом… потом человек превращается в пламя. В живое, воплощенное пламя недр. И, взмахнув руками, заставляет эти недра расступиться пред силой его.
Красная плоть горы затрещала, а потом и вправду пошла в стороны. Посыпались камни, и Сапожник поспешно, пусть и запоздало, выставил щит. А я плеснула ему силы, пытаясь закрепить. Хоть как-то…
И трещина над нами росла. Ширилась. И казалось, еще немного, и скала рухнет. Или раскроется…
Только силы уходят быстро. И я, сцепив зубы, хватаюсь за эту горящую руку. Моих собственных – капля, но капля камень точит.
Еще немного.
Рядом встает Сапожник. И я чувствую его присутствие даже яснее, чем там, внизу, когда мы были связаны подавителем.
Бекшеев.
Он сам на грани, но здесь и сейчас эта грань где-то там, вверху, рядом с небом. И Янка обхватывает меня обеими руками. Ее сила вплетается в общий узор тонкой нервной нитью.
Как и Софьина.
Ниночка…
Это опасно. Но другого выхода нет. А камни так и летят с небес, щита больше нет, все силы уходят в пробой. Хорошая выйдет могила… героическая… Только хрен вам! Не сдамся! И им не позволю. Пусть внутри такое чувство, что сердце живьем вытягивают, но отдаю.
Ради них.
И… пусть хоть кто-то выживет. Хоть кто-то… Тогда будет смысл.
Тихоня упал за мгновение до того, как показалось небо.
Синее-синее.
Яркое такое.
И…
Гора в очередной раз вздрогнула. Недовольна она. По стенам побежали ручейки пыли и мелких камней. Дрожь усилилась, заставляя людей прижиматься друг к другу.
Ближе.
Черт… у меня было десять лет жизни. И на что я их, спрашивается, потратила? Ведь могла бы что-то хорошее сделать… что-то…
Шелест усиливался. Вниз полетели камни покрупнее, выставленный Сапожником на остатках сил щит держал. А потом… потом его коснулась чужая живительная сила. И откуда-то сверху донесся голос:
– Есть! Есть контакт! Есть живые…
Мать вашу.
И вправду живые… есть. Мы живые.
И мы есть.
Очнулась я в больнице. И не в нашей. На Дальнем больниц нет, а этот стерильно-белый потолок и характерный запах я ни с чем не перепутаю.
Лежу. На спине.
Дышу. Ровно. И сама, что уже радует. Тело то ли легкое, то ли наоборот, во всяком случае хотя бы ощущается. И не больно. Это тоже радует.
Охрененно.
Жива?
Я повернула голову вбок. Окошко. Судя по ракурсу, этаж второй. Виден парк какой-то. Кусты. Дерева. Дорожки. Лавочки. Люди гуляют. Медсестры в белых халатах. Благодать.
Жива…
Как?
Если повернуть голову в другую сторону, то видна палата. Небольшая, но только для меня. Тумбочка. Стол. Ваза на столе. Цветы. И гребаные апельсины в вазе. Я только запах ощутила, как поняла, что сейчас вырвет. И надо встать.
Выкинуть…
Что сказать, дури у меня всегда было много. А окна здесь хорошие, сразу открылись. Кидать апельсины в окно… В общем, уже на третьем появилась медсестричка и всплеснула руками.
– Что вы делаете?! – И сколько возмущения было в голосе.
– Ничего, – один апельсин я спрятала за спину, – сижу…
Она убежала.
А вернулась уже с Бекшеевой, которая в белом своем халате смотрелась непривычно строгой и даже грозной.
– Ненавижу апельсины, – честно сказала я ей и пригладила волосы. – Как…
– Жив.
– И?..
– Все живы.
Бекшеева протянула руки, и я со вздохом сползла с подоконника. Апельсин отправила на стол, позже выкину. И пальцы ей протянула. Чужая сила ощущалась легкою прохладой. И щекотно.
– Даже княжич?
– Даже.
– И Тихоня?
– Погрузили в кому, но прогнозы в целом неплохие. Лучше, чем были при поступлении. К слову, ему даже на пользу пошло. – Как такое может кому-то на пользу? – Он пропустил через себя мощнейший поток энергии. И не все ткани выдержали. В основном регрессии подверглись измененные клетки.
– То есть рака у него больше нет?
– Как сказать… Основная опухоль осталась, но размеры таковы, что удалить ее будет несложно. Я пригласила одного своего знакомого. Он как раз по онкологии специализируется. Ему будет интересно.
Надо же… выходит, и так бывает?
– Ниночка как?
– Вполне себе неплохо.
– А Медведь?
– Обширный инфаркт, – она чуть помрачнела, – но… ему повезло.
А то. Нам всем повезло, что там, наверху, кто-то да был.
Кто-то, сообразивший поставить щиты. И достаточно сильный, чтобы предотвратить обвал. Вытащивший нас из той дыры.
– Организм одаренного крепче, чем у обычного человека, а вы находились в среде с очень высокой концентрацией альбита и вблизи источника, поэтому и последствия не так… катастрофичны, как могли бы быть.
– И вы там были.
Я не помню, но почти уверена, что была.
– Была.
– Хорошо… Значит, будет жить?
– Будет.
И я буду.
– Со мной что?
– То же, что с остальными. Крайняя степень истощения, в любом ином случае вам бы грозило выгорание, однако сейчас вы почти в норме. Пара дней сна пошла на пользу. – Пара дней? – Думаю, дальше вам стоит побеседовать не со мной.
И вышла.
А я… я опять пригладила волосы, пожалев, что в палате нет зеркала. Знаю, кто придет. И я опять выгляжу жалко. В больничной рубашке, хоть бы халат какой дали…
Халат Одинцов притащил с собой, просторный и мягкий, такой, что стоило взять в руки, и поняла: не отдам. А заодно цветы принес.
И апельсины.
– Убери! – Я заткнула нос. – Убери это и… никогда не приноси больше!
– Что? А… извини. Пожалуйста.
Апельсины он сунул кому-то, кто стоял в коридоре. И сел на стул у кровати.
– Поговорим?
– Поговорим. – Я набросила халат.
Надо же… изменился. Лысина появилась. У его отца была, я помню по снимкам. А теперь и у него. Смешной какой.
Все одно красивый.
И не потому, что черты лица правильные, хотя и это тоже. Скорее, сила чувствуется. А мы, женщины, на силу падкие. Только сейчас я отмечаю это как факт. Равнодушно даже.
– Как ты там оказался?
– Прилетел. Новая техника. Вертолет.
