и забрать обратно своё тело. И твоё тело! Ты даже не подозреваешь, да? Что мы лежим там с тобой рядом, разделённые только тоненькими оболочками капсул «сохранки». Я тебе даже озвучивать их научное название не стану, ты ведь модель, а не учёная!»
Он нащупал в нагрудном кармане камешек, опасливо покосился на девушку, но та была полностью поглощена созерцанием своего безупречного лица. Он поспешно вышел. Сел у порога их милого, двухэтажного домика, в тени яблони. Проговорил про себя привычную мантру: «Это не дом, это не яблоня, это моя проекция, не забывай, не забывай, ты хозяин своих проекций!»
Было бы лучше, если бы и Марселина тоже была проекцией. Но нет, она – настоящий человек. То, что в дремучие века вплоть до 2478 года называлось «душа». И вынуть эту «душу», не убив тело, сумел не кто иной, как он сам. Своё гениальное, невероятное, потрясающее открытие он оставил при себе. Наступил на горло тщеславию, головокружительным возможностям, загородил колючей проволокой прямую дорожку к славе и богатству. Да если б только он обнародовал свою работу, то все модели и актрисы мира хлынули бы к нему, топча и разрывая друг друга! Но он хотел только одну женщину. Всего одну. С той самой секунды, когда она властно шагнула в его офис, и сказала:
– Доктор Вольф, я получала уйму предложений о генетических усовершенствованиях, но я выбираю только вас!
Он, помнится, сморозил какую-то шуточку, что нельзя улучшить идеальное, она вежливо хихикнула, но глаза её при этом оставались совершенно холодными.
«Я украл тебя, Марселина!» – мысленно покаялся он в очередной раз. Никакого раскаяния, впрочем, не ощущая. Закрыл глаза и «включил» себе тёплый ветер. Чего-то не хватало… пожалуй, аромата цветущих лип и нотки мандариновых деревьев! Вот так, отлично.
Он сжимал в ладони камень, перебирал его в пальцах, нащупывая едва ощутимые шероховатости на его гладкой, отполированной марсианскими ветрами поверхности. Камень преткновения между ними. Камень вожделения для Марси. Согрей его – и проецируй всё, что угодно. «Что бы ты спроецировала себе, Марселина? Роскошные приёмы с бассейнами из шампанского? Белоснежную яхту в лазурном море? И конечно, красавчика-капитана, так? На что ещё хватит фантазии в твоей модельной, генетически совершенной головке? А я закрыл тебя здесь и держу насильно. Да, давай уже признаем – ты никогда меня не полюбишь. В тот миг, когда я отдам тебе камень, ты переместишься в своё настоящее, земное тело, что застыло в капсуле, названия которой ты не выговоришь даже под инъекцией “Сознание Бога”. Да-да, это та единственная правда, что ты знаешь о камне. Я разнежился, потерял контроль в твоих объятьях в ту единственную ночь, когда позволил себе поверить, всего на несколько минут, что ты и правда меня хочешь! Как только я раскрыл тебе тот факт, что камень – не просто игрушка для наших фантазий, что он способен вернуть разум человека с базы на Марсе в лабораторию на Земле, ты моментально отпихнула меня, превратившись из прекрасной принцессы в злую ведьму, и сказала, что если я хочу повторения, то принесу тебе этот камень. Ты поклялась, я выбил из тебя эту клятву, что останешься со мной и на Земле, что выйдешь за меня там, в физическом теле! Но я тебе не поверил, знаешь, Марси. Конечно же, нет. Я твой генетик, Марселина а не влюблённый фитнес-тренер! Как это старомодно, фитнес-тренер, Господи! И само слово “Господь” тоже. Давно пора перестроить сознание, загрузить словарь поактуальней. Но я не хочу. Мне нравится и этот милый дом, как из старинных сериалов, когда они ещё были. И те уютные образцы семьи, которые люди практиковали тысячелетиями, пока не вылезли из своих лабораторий такие ученые крысы, как я, и не разъели дивный старый мир в труху!»
Он прищурился на ослепительное солнце и пригасил его немного. Пусть будет примерно часов шесть вечера. И, пожалуй, бокал вина. А лучше два.
«Выходи, малышка, полюбуемся закатом! Выпей немного вина… или даже виски. И я наконец скажу тебе правду. Правда в том, что ты не получишь заветный камень, Марселина. Он не поможет. Ты не сможешь от меня сбежать. Даже если я сам захочу отпустить тебя. Нам попросту некуда возвращаться. Я не знаю, в каком состоянии сейчас Земля. А что, если её вообще больше нет? Я потерял с ней связь. Я не уверен, что наши тела вообще ещё не разложились. Так что, лучше просто спи, Марселина. Я не отдам тебе камень. Никогда. Пока ты не назовёшь меня Марселем. Своим, милым и любимым Марселем!»
Он залпом осушил свой бокал, подбросил его в воздух, и тот послушно исчез. Учёный покосился на дверь – нет, не идёт его красавица, не откликается!
– Что ж, дадим ей ещё немного времени, да, дружище? – сказал он бокалу «рокс», на дне которого плескалась янтарная жидкость. – А там посмотрим, что ещё я смогу для тебя сделать…
Капитан Даррен Дэниэл Доджсон-Хейз всегда был настоящим профи. Его репутацией можно было освещать путь к месту убийства вместо фонаря. Если б она светилась. Может, был бы толк от неё, а то в последние три месяца какой-то неведомый подонок попросту задницу этой репутацией вытирает!
– Что ж, Синклер! Вопрос всего один, – наконец заговорил Даррен, зябко ёжась в ночной холодище. Сырой туман так и полз за шиворот.
Его напарник заметно напрягся. Видно было, что доктора вся эта загадочная тряхомудия напрягает почище самого капитана. Хейз и сам не рад был рот открывать. Тошнота подкатывала удушливым комком. Он нервно сглотнул и торопливо заговорил снова:
– Да бросьте, Джеймс, мы с вами уже грёбаный сезон бьёмся на этом кровавом поле, неужто у вас до сих пор нет хоть какой-то самой скромной медицинской догадки? Вы хотя бы взгляните на тело, доктор!
– О нет! – простонал Синклер. – Да бросьте вы сами, мистер Хейз, я вам и не глядя скажу: молодой мужчина, предположительно 25-30 лет, отсутствие видимых повреждений и признаков насильственной смерти и далее по списку… Чёрт, эти их грёбаные лица, я ковырял их и так и эдак – они же совершенно натуральные, будто жертвы родились с ними! Дьявол их задери!
– Я почти уверен, тут не без него, – пробормотал Даррен и наконец заставил себя наклониться и посмотреть. Всё ровно так же, как и у пяти предыдущих убитых. Обычное человеческое тело, нетронутая шея, никаких следов иглы или клея. Просто кожа, безупречно переходящая в лицо тряпичной куклы. Глаза-пуговицы, вышитая
