отвлечь, но он, и правда, уже спал. Кукла принялась храпеть.
Тик. Так. Тик. Так,
Пусть навеки сгинет мрак.
Дин. Дон. Дин. Дон,
Пусть укутывает сон.
Марго приподняла руку и осторожно прикоснулась к револьверу, обхватила ствол двумя пальцами и потянула. Но, видимо, она сделала это слишком резко, поскольку Малыш Кобб всхрапнул, заворочался и еще крепче сжал рукоять своими деревянными пальцами. Он так вцепился в оружие, что его ни за что было не вытащить. И тогда она решилась на кое-что более опасное…
Пусть приснится тебе из мышей пирожок,
Пусть из пуговиц дождь тебя омоет, дружок,
Пусть приснится страна велосипедных колес,
Пусть приснятся наперстки, полные слез.
Ты возьмешь их и выпьешь, и вспомнишь тогда,
Что возвел ты на звездах, на луне города.
Заберешься на дерево, взмоют в небо грачи,
Ты с веток сорвешь и съешь все ключи.
И в стране из подушек и сахарной пудры,
По холмам, где растут золотистые кудри,
Из окошка в окошко, дружок, прыг да скок!
В кармашке спит кошка – ты не одинок.
Она песенку напоет тебе тихо свою,
Нашепчет-расскажет, как тебя я люблю.
С содроганием Марго прикоснулась к подбородку спящей куклы. Или, вернее, к подбородку собственного сына. Под ее пальцами была тонкая, нежная и влажная от крови кожа, и ее едва не стошнило. Она почти перестала дышать. Потянула… медленно-медленно… И лицо поползло, словно простая тряпочка.
Тик. Так. Тик. Так,
Пусть навеки сгинет мрак.
Дин. Дон. Дин. Дон,
Пусть укутывает сон.
Дюйм за дюймом… она все тянула лицо с проклятой куклы, и под ним все сильнее обнажалось лакированное окровавленное дерево.
В какой-то момент кукла пошевелилась, и Марго показалось, что она проснулась.
Марго сжалась, ожидая, что Малыш Кобб вот-вот вскинет револьвер и выстрелит, но тот спал – храпел, как и раньше. Он не заметил ни того, как она стащила с него лицо, а затем с отчаянием и приступом тошноты положила его на прикроватную тумбочку, ни того, как она потянулась к нему самому.
Одним движением Марго схватила куклу за ворот пижамной рубашки, вырвала из-под одеяла и зашвырнула в камин.
Тварь мгновенно проснулась. Тварь была в ярости. Она выронила револьвер, и он исчез в углях, но даже если бы она нажала на спусковой крючок и выстрелила, Марго все равно не выпустила бы ее наружу.
Она попыталась закрыть решетку, но Малыш Кобб принялся отбиваться, безумно орать, вырываться. И тогда ей пришлось придавить решетку всем своим телом. Ее платье начало дымиться и тлеть, руки покрылись ожогами, когда она схватилась за раскаленный металл.
Марго закричала:
– Джонатан! Джонатан!
Малыш Кобб горел. Он был в ярости, визжал и ревел, как дикий зверь. Судя по этим крикам, ему было невероятно больно, и все же огонь не торопился охватывать его целиком. Он жегся, причинял кукле мучения, но он всего лишь едва облизывал ее так, словно ему был неприятен сам ее вкус.
Малыш Кобб пинал решетку, бился о нее всем телом, и с каждым ударом та дрожала и отпрыгивала. Марго держала ее крепко.
И тут раздались выстрелы. Бам! Бам! Бам!
Женщина решила, что кукла все-таки нашарила в углях револьвер, и уже простилась с жизнью. Она скрючилась за решеткой, но по-прежнему ни на миг не отпускала ее.
Бам! Бам! Бам! Пуля прошла через прорезь меж прутьями и обожгла ей руку.
Марго закричала и повернула голову – сама кукла выглядела перепуганной и ничего не понимала. А револьвер по-прежнему лежал среди углей, искореженный и почерневший. Судя по всему, патроны в барабане нагрелись и взорвались из-за каминного жара.
Взгляд Марго упал на керосиновую лампу, с которой кукла совсем недавно играла. Она потянулась и схватила ее с прикроватной тумбочки, открыла решетку и зашвырнула лампу в камин. Керосин попал на Малыша Кобба, на его волосы, на пижаму, и он загорелся, как фитиль. Он заорал и завизжал еще сильнее, принялся вырываться, но, несмотря на жар решетки, на огонь, на весь этот визг, Марго крепко держала – она решила умереть, но не выпускать тварь из камина.
– Джонатаааан!
В какой-то момент удары прекратились, крики смолкли.
Марго в недоумении повернула голову и увидела, что в огне больше никого нет. Она принялась искать среди углей, надеясь увидеть там уродливую рожу или скрюченные конечности проклятой куклы, но ничего подобного не обнаружила. Она подняла взгляд и увидела кукольную ногу, торчащую из дымохода. Тварь пыталась сбежать через трубу!
Марго вскочила на ноги и распахнула решетку. Схватив кочергу, ее крюком она подцепила куклу за лодыжку… Огонь больно жег, дышать было практически нечем, а ближайшие несколько футов вокруг камина тонули в туче золы, и все же Марго что было сил рванула кочергу и сдернула куклу вниз.
Когда пламя объяло Малыша Кобба, он заорал, завизжал пуще прежнего.
Марго придавила его ко дну камина, прямо к раскаленным углям. Пижама давно сгорела, как и волосы. Кукла, напоминающая маленького черного ребенка, заполнила криком всю комнату – казалось, ее визги вырываются из дымохода и разлетаются по всему Тремпл-Толл не хуже штормовой тревоги. Охваченная огнем, тварь трепыхалась и изворачивалась, хватала руками кочергу. Деревянные конечности уже почти рассыпались, голова была обожжена до неузнаваемости, а Марго все держала кочергу, не замечая, что и сама кричит. Безумно кричит на весь дом. Глаза ее жгло от сажи, она готова была рухнуть в обморок от дыма и нестерпимого жара, но она насильно держала себя в сознании, не позволяла себе ослабить хватку.
– Марго! – до нее донесся крик Джонатана. – Марго! Что здесь творится?! Марго!
Он был в комнате. Она не заметила, когда он появился – судя по всему, только что.
– Помоги! Джонатан, помоги! Эта тварь… она пытается…
Джонатан схватил кочергу, оттолкнул жену в сторону и сам придавил изуродованную обугленную куклу ко дну камина. Кукла пыталась брыкаться, из последних сил кричала: «Хозяин! Хозяин! Помоги мне!», – но никто не ответил на ее мольбы и призывы. В какой-то момент маленький деревянный человечек прекратил дергаться и замолк. Огонь укутал его, будто мягкое одеяло.
Малыш Кобб был мертв.
Марго, вся в саже и ожогах, растрепанная, с тлеющим платьем, едва стояла на ногах.
