же то, что мы ищем! И напрасно вы так поскромничали с ценой, мы дадим вам на десять процентов больше, если вы готовы освободить его, скажем, к завтрашнему дню! – щебетали наперебой Марла и Грегори.
– На самом деле мы уже упаковали все вещи, и планировали съехать прямо сегодня! – любезно улыбался Айван, а Мэри мило поддакивала.
– Но знаете, если уж быть до конца честными, – доверительно наклонился к покупателю Айван. – Вы же не собираетесь здесь жить, ведь так? Для чего же вам этот дом, загородная дача, а?
– Нет, ну что вы! Какая из этой дыры дача! – рассмеялась Марла, и Мэри внутренне поджалась – только бы они не сказали, что это была шутка и никто никогда эту халупу у них не купит!
– Мы не собираемся здесь жить, боже упаси! – дурашливо вознес глаза к небу Грегори. – Это для бизнеса! Мы ищем дом, зловещий, страшный и идеально, если на болотах, чтобы открыть аттракцион-отель «Дом с привидениями!» Туристы на Марди-гра и все такое, ну, вы понимаете!
– О, это же чудесная идея! – фальшиво заахала Мэри. – Ты только представь, привидения!
– Ну, одно у вас тут точно есть! – ухмыльнулся Айван.
Все дружно и вежливо рассмеялись. Стравинские получили свои прекрасные наличные деньги, Уинсберри – вожделенный кошмарный дом. Иван завёл мотор чихающего, будто простуженного от дождей старичка-«Мерседеса».
– Маша, поехали! – закричал он нетерпеливо.
– Бегу! – отозвалась его жена. Бросила чемодан, торопливо заскочила на кухню, схватила куклу, сунула себе под широкий серый кардиган и крепко прижала к себе. Затем торопливо выскочила из дома, и не оглянувшись, уселась в машину.
– Маш, чемодан где? – спросил её муж.
– А? Не, пофиг, там одно барахло! Всё, что надо, я уже взяла!
Она посмотрела на мужа самым невинным и влюблённым взглядом из своего арсенала, пристегнулась и незаметно погладила куклу под кардиганом. «Я маму здесь не оставлю!» – подумала Маша, и широко улыбнулась.
– Поехали, мой дорогой!
Жил в стародавние времена один юноша, сирота Акайо. Не было у него денег и никаких вещей, даже дома не было. Работал он за миску риса да грязную циновку у своей тётки, злой госпожи Орудохеби. Больше всего старуху злили красота и юность. Что ни день, задавала она Акайо работу одна другой тяжелее. Всё терпел Акайо, сердце у него было мягкое, как шёлк. Не спорил с тётушкой, одни они остались на свете из всей семьи.
Гуляла Орудохеби по саду и видит: выросло деревце, юное и стройное, какой она сама уже лет сто не была! Да посреди её любимого сада камней! Камни были как её сердце, их любила она больше цветов! И вот велит старуха Акайо:
– Вырви эту дрянь из земли да сожги!
Онемел Акайо. Как тётушке возразить? И как деревце беззащитное выполоть? Молча кивнул он, и старуха удалилась. Тогда Акайо выкопал деревце и, завернув его в единственное драное кимоно, отнёс в лес. Посадил он деревце на солнечной поляне у ручья и больше не вернулся к тётушке. Поливал деревце родниковой водой, укутывал от злых ветров в кимоно, берёг от кротов его корни. Деревце вытянулось и зазеленело изумрудными листьями.
Однажды ночью его разбудил девичий голосок:
– Акайо, Акайо!
Очнулся юноша и видит девушку невиданной красоты в нежно-розовом кимоно. А волосы её усыпаны цветами магнолии и глаза зелёные как изумруд!
– Кто ты? – ахнул Акайо.
– Я Магнолия! Ты спас меня от злой госпожи, и я люблю тебя, Акайо!
– И я люблю тебя! – сказал очарованный юноша. – Будь моей женой, Магнолия!
Магнолия улыбнулась и взяла Акайо за руку. Влюбленные пришли за благословением к госпоже Орудохеби.
Злая старуха как увидела Акайо живого и здорового, сакэ ей не в то горло пошло. Глянула на невесту и от злости вся затряслась да упала бездыханная. Недолго горевал Акайо. Ведь стал он теперь господином! Вслед за поминками сыграл пышную свадьбу с Магнолией. И родилось у них семь сыновей и семь дочерей, все с родинкой на правой щеке в виде нежного цветка магнолии.
– Отдай, я вперёд тебя нашёл!
– Врёшь, я первее увидел!
– Зато я первый схватил! Кто первее схватил, тот и забирает!
– Неправда, кто нашёл – берёт себе!
Наследники дома Страпперов, позабыв всю фамильную честь, беспощадно дрались на газоне перед домом. Паркер колошматил Престона по светловолосой голове, Престон отвечал руками, ногами и зубами. Дым стоял коромыслом! Опасаясь матушкиной расправы, оба пыхтели, шипели и сопели, но не издавали ни единого вопля. В пылу борьбы близнецы позабыли даже предмет драки. Маленькая, землистого цвета продолговатая штучка отлетела прямо в розовый подол Лили Страппер. Девочка немедленно отложила кукол в сторону и сунула штучку в рот. Вкус ей совершенно не понравился – похоже на сухую деревяшку. Но что ещё делать с этой штукой? Малышка, озадаченно сопя, принялась рассматривать мокрую от её слюны трухлявую фалангу человеческого пальца.
– Лили…
Девочка подняла голову. Кто-то звал её шепотом? Но разве взрослые так делают? Они или сюсюкают или вопят, никогда не шепчут. Шепчет кот, шепчет ветер. А это кто? Лили сердито заозиралась.
– Ли-лииии…
Лёгкий ветерок погладил её по вьющимся тёмным кудряшкам. Ребёнок улыбнулся и засмеялся:
– Мама!
Мальчишки так и подскочили. Слова оправдания уже лопались на языке у каждого, как шипучие конфетки с сюрпризом. Но матери нигде не было видно. Только глупышка Лили продолжала повторять как заводная кукла:
– Мама, мама, мама!
– Лили, ты нас напугала, дурочка! – строго сказал ей Паркер, а Престон поддакнул:
– Да, Лили, мамы тут нет, ты что, не видишь?
– Нет, есть! – упрямо сжала губы сестра.
– Где, глупышка? – рассмеялся Паркер.
– Здесь! – уверенно ткнула в землю косточкой Лили.
– Эй, да у неё моя штукенция! – заорал Престон.
– Врёшь, это моя муровина!
Братья переглянулись. Чья бы находка ни была, а достанется она тому, кто сумеет выманить её из цепких ручек крохи Лили. Отбирать силой у трёхлетней девочки? На такое не способен даже их противный, подлый и злой дядя Герберт, который то пустой фантик без конфеты подсунет, то обзовёт тебя «малец» или «головастик», фу! После знакомства с ним близнецы больше, чем клоунов и отцовского ремня, боялись, что у них окажется такая же фамилия, как и у дяди! Вот это был бы ужас! Ведь он семья, а у всех в семье одна фамилия! Но, к великому облегчению, оказалось, что гадкий тип – мамин брат, а мама, как все женщины, взяла фамилию папы. И значит, дядя Герберт им не совсем семья.
