узнать, кто виноват в прорыве. А приходится сидеть здесь, читать историю, пока Великорецкий чешет репу в «Грифоньем доме» и посылает других устранять последствия проблемы, а не причину.
— Ты ходить можешь? — обеспокоенно спросил Лёня.
— Я не Потусторонний, чтоб водичкой излечиваться. Ты что-то хотел?
— Да мы, в общем, за этим и пришли.
И Лёня пересказал ему про назначенную на вечер встречу, про звездную плесень, которая начала охотиться на людей и была похожа на какую-то Исконную Тьму, про кукол и черноту в воде, текущей с потолка в метро.
— К тому же мы, кажется, наконец обнаружили зацепку. У девушки, — пауза. Наверное, Лёня кивнул на стену, за которой располагалась столовая, — похитили сестру. Кто бы то ни был, он может знать о других детях. И о Потусторонних. — Снова тишина, длинная, томительная. — Ты не задумывался? Что, если он жив, Ярь?
— Я не знаю, — растерянно пробормотал Ярослав.
— Знаешь, — бодро произнес Лёня. — Пойдем, познакомишься. Кстати, ребята не так просты… Потом расскажу.
Шаги простучали нам навстречу. Первым в комнате показался бодрый, донельзя веселый Лёня. Следом за ним — хмурый парень лет двадцати трех, в джинсах и черной футболке. Правая штанина распорота снизу и закатана, тяжелый гипсовый «носок» покрывал ногу до щиколотки.
Ярослав переставил костыль перед собой, оперся на него левой рукой, правую протянул мне для пожатия. Приветливо кивнул Марго.
— Василий и Маргарита, — представил нас Лёня.
— И что тут у нас?
Я замялся, не зная, с чего начать, но необычайно подвижный лаборант вновь пришел на помощь:
— У нас оживающие манекены с фабрики медицинских пособий. Вам бы съездить туда, узнать, не было ли происшествий на складе. Может, найдете подозрительное.
— Почему я? — спросил Ярослав.
Было заметно: долго стоять на одном месте ему трудно, но парень не желал показывать слабость.
— У тебя там, кажется, был приятель. Помнишь, после чистки предприятия от гнезда хишиг? Они таскали сахар из столовой и обрывали телефонные провода, из-за чего возникали неполадки, сеявшие жуткую неразбериху в цехах.
Я несмело улыбнулся. Шутит?
— И еще я сказал Валентине Петровне, что ты на самом деле дома. Вечером зайдет с пирогами, жди. С рыбой, — веско обронил Лёня. — Фиг выпроводишь потом, ты же знаешь, Яруша.
Ярослав подавил тяжелый вздох и поморщился.
— Голову б тебе оторвать, — уже без прежней ожесточенности ответил он.
— У нее просто доброе сердце. Иногда слишком. Прибереги пыл.
— Лучше вызови нам такси, советчик.
— Куда мы? — забеспокоилась Марго.
— На фабрику медицинских пособий. По дороге объясню.
В такси стоял ядреный запах химозного освежителя — хоть топор вешай. Шумный кондиционер гонял по салону холодный воздух. По ощущениям на улице и то теплее было, чем внутри автомобиля.
Водитель — мужчина лет сорока, толстощекий, с пышными усами и доброжелательным прищуром — окинул оценивающим взглядом нашу компанию, повернулся к Ярославу, устроившемуся на переднем сидении:
— О, мо́лодежь-по́дростки. Куда поедем?
Толстый вязаный свитер с оленями делал и без того плотного таксиста почти необъятным. Когда мы затолкались в салон, мне показалось, что пространства для воздуха вообще не осталось.
Марго съежилась сзади, зябко обхватив себя руками и уткнув нос в шарф, затихла.
— Сначала Кожевенная линия, двадцать семь, пожалуйста, — сказал Ярослав.
— Будет исполнено, — рокочущим басом произнес водитель и крутанул баранку.
Мы помчались вдоль набережной. За гранитным парапетом плескалась стальная река. У причалов покачивались рыбачьи лодки. Черная баржа длинным продольным шрамом полосовала реку вдали. В сезон здесь можно будет увидеть многоэтажные круизные лайнеры, плавучие рестораны, прогулочные и экскурсионные кораблики.
Ярослав молчал. В руках он играючи крутил жестяную фляжку, похожую на ту, из которой окатила меня в кафе рыжеволосая Медина. Машина подпрыгнула на кочке. Ярослав сделал вид, что случайно пролил воду на подлокотник.
— Прости, командир, — виновато улыбнулся он.
Я вытянул шею, пытаясь разглядеть, что произойдет, но таксист быстро отряхнул измоченный рукав, обтер об себя ладонь:
— Ниче, бывает.
Ярослав спокойно выдохнул и обернулся к нам, цепляясь за подголовник кресла.
— Можем пока поговорить, — предложил он. — Что есть ключ как символ? Я в этом деле, конечно, не известный спец, как Леонид Скворцов, но попробую вытянуть из памяти. Если вспомнить пантеон древних греков, то символику ключа можно обнаружить почти у каждого бога или богини. Также это известный инструмент, в мифологии связующий настоящий мир с потусторонним, земное — с божественным или, наоборот, с низменным, миром зла и древних духов. — Голос Ярослава казался сухим, как скрип гравия, и ровным, как пульс покойника. И без всякого энтузиазма, как у Лёни. — Ключ — атрибут Гекаты, богини тайн и колдовства. Другой бог, забыл имя, открывал для умерших душ путь в загробный мир. [22] Ключ также присущ двуликому Янусу — богу переходов и дверей в любом смысле… Говоришь, ты там в какую-то дверь шагнул?
— Может, дверь. Может, просто проем. Не видел.
— В любом случае переход — всего лишь формальность.
Марго пошевелилась, приподнялась в кресле.
— Хочешь сказать, жизнь моей сестры зависит от какой-то безделушки? От ритуала? — буркнула она.
— Ты принижаешь историческую ценность обрядов. У каждой древней культуры были непреложные обычаи…
— А ты принижаешь роль адекватности! Нужно быть психопатом, чтобы из-за какого-то ключа похищать людей! Тогда можно оправдать и жертвоприношения! Пляски на чужих костях ради дождя!
Ярослав растерянно уставился на Марго. Она часто и неспокойно дышала, лицо зарделось багровыми пятнами. Фурия. Разъяренная горгулья. Я и не думал, что маленькая девчонка может выглядеть так грозно.
Ее взгляд буравил Ярослава.
— Если бы все в мире случалось по законам адекватности, — наконец глухо сказал он, — мы бы здесь не сидели. Ни в Институте, ни… вообще. Этот город построен на костях. Смирись с его правилами.
— А я его не просила! И переезжать сюда не хотела! — вспыхнула Марго, яростно тряхнула головой и отвернулась к окну. Ноздри ее гневно раздувались. Пряча лицо, девушка принялась накручивать на палец тугой локон. Мне показалось, она всхлипнула.
— Что это вы такое занятное обсуждаете? — чуя неладное, осторожно поинтересовался водитель. Он то и дело поглядывал назад, и я волновался, как бы мы не врезались в ближайшее ограждение.
Ярослав пожал плечами и беспечно пояснил:
— Мы актеры. Готовимся к новому представлению. Разбираем мистическую пьесу.
— Мистика, — довольно хмыкнул водитель. Поверил. — Случилась со мной одна такая история… — Он радостно подхватил эстафету рассказа. — Короче, таксую тридцать первого октября. Хеллоуин, значит. Ночь уже. Мужика везу, в Мурино ему. Разговорились. Он и спрашивает: не страшно ли гонять? Нечисть, все дела. Говорю, нет, я в страшилки не верю. Высаживаю у подъезда, отъезжаю метров десять и слышу: в багажнике тихий голос и как будто смех. Детский. Ну, я замер. А оно хохочет и заливается еще сильнее. У меня сердце — хрясь! — в пятки! Сижу, боюсь голову повернуть. Уже пальцы ведьмовские мерещатся, которые к горлу тянутся. Тут смотрю: в зеркале заднего вида бежит на меня кто-то, на задние конечности встал. Мне бы по газам, но ноги ватные. А оно колотит в окно, пыхтит. Вижу, мужик тот, в пуховике огромном. Говорит, игрушку я у тебя в багажнике забыл! Ребенку купил на день рождения и чуть не прошляпил! Куклу говорящую! Так что, ребят, мистика ваша — ерунда на постном масле!
Ярослав слушал с подчеркнутым вниманием. Затем несдержанно усмехнулся.
— Не веришь? — оскорбился таксист.
— Верю, — серьезно сказал он. — Так спокойнее, знаете, когда на воображение все можно списать.
— Ну, это больше не ко мне, это к вам, творческим. — Таксист хлопнул ладонью по рулю и резко сменил тему: — За реквизитом, что ль, каким едете?
— Угадали.
— И это — тоже реквизит? — кивнул он на гипсовый футляр.
— Производственная травма, — улыбнулся Ярослав одними губами, обнимая костыль. А глаза оставались серьезными.
Мужик довольно цокнул языком. Произнес задумчиво, будто самому себе:
— Актеры… Творческие. Люблю. — И добавил уже громче: — У меня племянник, значит, тоже в актеры собрался. Поехал в Москву поступать и…
Дальше мужик завел длинную запутанную историю о том, как сын двоюродной