ты, значит, дом нам покупать поехал, да? Вот этот?!
Раздался грохот бьющейся посуды, жалобные просьбы успокоиться отца, злобный смех призрака.
– Я не знал, Кэт, я не знал о ребёнке, прошу, прости меня, я ведь делаю всё, что могу. Пожалуйста, послушай!
Вдруг наступила тишина. Мальчишки, обмерев, переглянулись.
– Ладно, валяй! – насмешливо велел призрак.
– Кэт, я понимаю, тебе очень сложно будет меня простить, но…
– Да, Портер, сложно. Я с таким трудом тебя нашла… Я думала, что, увидев мой живот, ты опомнишься и мы поженимся, чтобы мне не пришлось рожать, как шлюха, в позоре одиночества! Я так обрадовалась, когда мне указали на твой дом! Я почти поверила, что ты купил его для меня, для нас! И что же? У тебя уже есть двое детей, и наша кроха тебе совершенно не нужна!
– Кэтрин…
– Заткнись уже, я не всё сказала! Ты, небось, думаешь, я нарочно подгадала, чтобы родить у тебя на руках? Нет, я была уверена, у меня ещё месяц точно! Но я так… опешила, так испугалась, когда увидела твою жену… неплохое, кстати, тело-то, мне подойдёт! Так о чём я… ах да! Роды начались буквально от ужаса! От ужаса, понимаешь, милый? Ты, небось, и рад был, когда я кровью истекла… разве что ковры оттирать было тяжело, ах, прости, у тебя же есть слуги, я всё время забываю!
– Кэти…
– Одного я не пойму, Портер! Почему ты не отнёс меня в церковь? Почему не отпел, как полагается? Может быть, я бы уже на облаках ногами болтала и забыла о тебе давным-давно, а?
– Кэт… я растерялся!
– Ах вот оно что! – снова злой, дьявольский смех.
Лили уже рыдала в голос, но похоже, её никто не собирался утешать.
– Кэти, я растерялся, Прис ругала меня на чём свет стоит, я даже не знал, что она так умеет! Но всё-таки, попробуй понять! Она была такая крошечная, сморщенная вся… я и не представлял, насколько это… кошмар, когда человек на свет родится! Ты так кричала… я… я просто взял тебя и пока Присцилла мыла Лили, ну… я же помнил, ты всегда говорила, что у нас будет дочка Лили, и я взял тебя и вынес на порог. А кровь всё текла, и я взял лопату и просто выкопал яму, где пришлось. Я даже не понимал, где я и что делаю, я даю тебе слово, я не осознавал!
– В зад себе своё слово засунь, падаль! – огрызнулся призрак.
– Дурак, конечно, но что уж сделано… – пробормотал отец.
– Дурак, не поспоришь! А теперь слушай меня, дурак Портер! Или я останусь в этом теле и ты не станешь озираться в поисках чего такого, чтоб меня изгнать, и мы будем воспитывать нашу дочь вместе, или я заберу её с собой в могилу! А ты перезахоронишь нас как подобает жене и дочери господина Страппера, на настоящем чистеньком и тёплом кладбище! Выбирай!
От этих слов близнецы переглянулись и зажмурились. А Лили всё заходилась горькими надрывыми рыданиями.
У Престона сердце сжималось от страха за сестрёнку. Но что он мог поделать? А что, если он вломится туда и ещё больше разозлит призрака? Он с тоскливым ужасом поглядел на брата. Нет, рисковать этим слабоумным кретином он тоже не может! Впервые в жизни Престон ощутил невыносимую любовь к своему брату. К тому, кто так раздражал его зеркальным отражением лица и полной противоположностью по умственным способностям. Но этот идиот – его брат, вместе с ним они росли у матери в животе, и уже там дрались и пинались так, что её тошнило, как на карусели! Престон напрягся.
– Тошнота! – выпалил он громким шёпотом.
– Чего? – всхлипнул его брат, утирая нос.
– Не реви, дурак, я придумал! —вскочил и рывком поднял за собой брата Престон. – Раз мама превратилась в эту мерзкую призрачку, когда съела её кость, её надо просто заставить…
– Сблевать! – просиял Паркер.
– Точно! – изумлённо шлёпнул его по плечу Престон. – Ты прям вдруг головой заработал, ха?
– Ну а как мы это сделаем?
– А от чего тошнит призраков? Пёс тебя задери, я не знаю! – отчаянно развёл руками Престон. Но Паркер горячо зашептал ему на ухо:
– Так ведь тело-то у неё мамино! Мы же не духа заставляем блевать, нам надо чё-то, от чего бы маму затошнило!
– Точно! – взвился Престон и дал брату «пять». Если б видел отец, он бы им уже накостылял за дурные манеры, но он занят препирательствами с полумамой-полупризрачкой! Что ж, обойдёмся без него! Престон ощутил новую особую решимость и принялся шагать туда-сюда, лихорадочно перебирая в голове все мамины неприязни: тараканы, сушёная клюква, мокрые шерстяные носки, лежалый козий сыр… не то, не то! Там было что-то связанное с мисс Финнеган… что-то такое, мама ещё выговаривала ей:
– Мисс Финнеган, ради бога, я вынуждена снова вас просить, никогда не приносите в дом…
– Можжевельник! – радостно взвились оба брата.
– Меня от него тошнит! – процитировал Паркер, и Престон поддакнул:
– Мне срочно нужна ёмкость!
– И после этого маму стошнило прям в миску с огурцами!
Братья вскочили и рванули в комнату экономки. А вдруг им повезёт, и вредная бабуся не послушалась и припрятала-таки где-то в своих старушечьих закромах бутылочку вонючего масла?
Паркер так воодушевился, что ломился вперёд без всяких сомнений. Похоже, он попросту не верил, что тело матери, даже захваченное призраком, не может ему по-настоящему навредить. Престон же вполне допускал, что мадам Призрак прежде всего захочет избавиться от пасынков, оставив только своего настоящего ребёнка, Лили… На всякий случай, он схватил с дивана покрывало и, закутавшись с головой, отчаянно ринулся за братом
В столовой установилась тишина. Со стороны казалось, что отец и его полужена-полулюбовница мило беседуют. Женщина кокетничает и тихо смеётся, непристойно запрокидывая голову, фу! Мать бы никогда так не сделала, это совершенно недопустимая крестьянская манера! А отец гладит её по руке и что-то бормочет о «той ночи в Венеции», будто не замечая подкрадывающихся близнецов. Паркер огляделся в поисках сестры.
Лили затихла, забытая всеми на кресле отца. Она прижимала Мири, как последнюю надежду, тихонько икала и всхлипывала. Престон выбрался из тяжёлого кокона покрывала и осторожно взял малышку на руки.
– Тяжёлая, как мама с тобой справлялась? – едва слышно прошептал он.
– О, а вот и мальчики! – весело воскликнула Кэтрин. Престон дёрнулся и напряжённо впился в женщину глазами, отчаянно ища признаки матери. Ничего, ни малейшей крохи её сознания! «Господь Всемогущий, а что, если мы опоздали? А если она уже растворилась в этой тётке,
