звонишь?
— Мой мобильник приказал долго жить.
— А еще говорил, я небрежно отношусь к вещам.
— Во сколько, говоришь, ты домой пришла?
Надежда заерзала. Потом очень серьезный голос сестры произнес, вкладывая в интонацию все актерские способности, которыми ее наградила природа:
— Слушай, Вась, ты меня не так понял. Мы репетировали пьесу. Институтская самодеятельность к первому апреля.
Ярослав, сидевший на соседнем сиденье и слышавший обе стороны диалога, затрясся от беззвучного смеха.
— Простите, ребят, — наконец выдохнул он.
Марго тоже нерешительно хихикнула.
— Ты, я смотрю, тоже не скучаешь. С друзьями? Или встреча с колдуном прошла настолько удачно, что ты прямо по пути домой столкнулся со своей судьбой? Вы полюбили друг друга с первого взгляда, сразу все поняли и сейчас находитесь в очереди в ЗАГС? Заодно свидетеля прихватили?
— Свидетелей упразднили. К твоему сведению. И как клуб? — сумрачно поинтересовался я.
— Знаешь, там такой дизайн. Такое зеркало! Нет, ТАКО-О-ОЕ! — оживилась Надя, почувствовав возможность заболтать меня, чтобы забыл о ее проколе. — Его вроде как с одной стороны даже рукой можно пощупать, а с другой — словно густой водоворот клубится. И отражаются в нем не все, прикинь! Никогда такого не видела! Волёк здорово все замутил. Он в клубе за дизайн отвечает.
Ярослав навострил ухо.
— Волёк — это все тот же новый знакомый? Или уже другой?
— Ну, так на язык удобнее ложится.
— В общем, — помедлил я, — нам нужно туда сегодня вечером. Пойдешь с нами?
Надя молчала. Долго. Я слышал ее сопение — задумчивое. Она искала подвох. Я всегда шутил, что при сильной неопределенности сестра начинает пыхтеть, как ежик.
— Вась, это точно ты вообще? Сначала дома не ночуешь, теперь за клуб не ругаешь. Да еще и вместе предлагаешь пойти. У тебя что-то случилось?
— Я буду с девушкой, — ляпнул я, опасливо глядя на Марго. Та изумленно вскинула брови и, тыча пальцем на себя, беззвучно спросила: «Я?! Ты с ума сошел?» — Как зовут? Марго. Нет, познакомлю, если в обмен представишь нас своей компании. И этому, как его… Вольдемару, кажется, да?
— Надо же, запомнил.
— По пьесам и запоминанию текстов я все-таки больший спец, чем ты, — пошутил я.
Кажется, Ярослав прыснул в кулак. Ну да, абсурдность разговора зашкаливала. Вот где время списать странности на предстоящий спектакль.
Но водитель — сумрачный человек с восточной внешностью — смотрел на дорогу, изредка кидая короткие взгляды в зеркало заднего вида. Наверное, посчитал ситуацию и нас не совсем адекватными.
Что после случившегося за последние дни было недалеко от истины…
Часть 5. Марго
Оказалось, мы с Васей жили совсем недалеко друг от друга. Он проводил меня до подъезда. Со стороны, наверное, сложно было назвать это именно проводами: двое идут рядом друг с другом и молчат, уставившись перед собой.
Я спрятала руки в карман толстовки, как делала каждый раз, когда чувствовала себя неловко, и, втянув голову в плечи, пинала крошечные камешки, валявшиеся на дороге перед подъездами.
Подойдя к нашему, я остановилась, шумно ища ключи и намекая, что сопровождать меня до дверей квартиры вовсе не обязательно и можно ограничиться улицей. Когда я наконец подняла глаза, Василий стоял передо мной красный, зажатый. Наверное, даже пунцовый.
А еще моим молодым человеком назывался…
— Пока, — неловко бросил он мне и замер. Столб столбом. Будто ни разу девчонку не провожал. — И извини, если что. Ну, за тот телефонный разговор в такси. Я без задней мысли…
— Все в порядке, — сказала я. — Проще так, чем объяснять.
Да и не надо мне ничего особенного. Можно просто «пока» и не топтаться под окнами, привлекая внимание.
Вспомнив про окна, я даже задрала голову, ища среди одинаковых стеклянных балконов наш. Не нашла.
В другое время можно было заподозрить слежку: вот сейчас поднимусь на этаж, и пристанет мама с вопросами аж в прихожей: «Ну как? Где гуляли? А он симпатичный? Поцеловал тебя? Ну чего ты кривишься, в щечку!»
Хотя много ли разглядишь с высоты двадцати этажей? Да и не до глупостей сейчас.
— Никогда не думал, что можно столько всего узнать меньше чем за сутки, — сказал Вася и улыбнулся.
— Ага. Если честно, я бы предпочла и дальше оставаться в стороне. Если б не сестра.
— Понимаю. Я, наверное, тоже… Спасибо тебе. Еще раз. За то, что нашла и выпустила.
Я усмехнулась:
— Еще раз пожалуйста.
Развернулась, собираясь уходить, но оклик Василия догнал меня у самого подъездного козырька:
— Ты не боишься? Насчет сегодняшнего вечера.
Я не просто боялась, а была в полнейшем ужасе! Но вслух, конечно, не призналась:
— С нами же профессионалы. Это их дело. Я лишь хочу узнать, где Василиса.
Лифт, как обычно, полз вверх долго и надсадно скрипел. На площадке перед квартирами я с полминуты стояла, подняв руку к дверному звонку и не решаясь нажать на кнопку.
Возвращаться домой, когда столько произошло всего за несколько часов, было странно. Я отчаянно гнала мысль подальше, но она, подлая, все цеплялась за сознание: я совершенно точно знала, что окажусь в квартире не одна. И от этого становилось страшно. Страшно заглянуть в глаза маме. Пройти мимо Лискиной комнаты. Увидеть пустоту — в первом случае или во втором, неважно.
К своему невезению, я застала маму сразу же в прихожей. Наклонившись перед маленьким зеркалом возле тумбочки, она критически осматривала припухлости под глазами. На мои шаги она лишь повела плечом:
— Ты долго. Мы почти закончили.
— Вернулась как смогла.
Я сбросила ботинки на подставку для обуви и вспомнила: любимый полосатый шарф остался на фабрике.
— Сколько раз просила закрывать кота в коридоре? Иди посмотри, что он опять натворил.
Я повернулась по направлению ее руки. Быстро стряхнув обувь, прошла до комнаты Василисы. Дверь была открыта, внутри царил бардак: шторы сорваны с карниза и болтаются, зацепившись за спинку стула. Куклы, которых я вчера расставила по полкам, сброшены на пол. У некоторых откручены головы и ноги. Их одежки цветным ворохом валялись по всей комнате.
— Он игрушки по квартире раскидал, половины не могу теперь найти. Горшок с землей перевернул, — жаловалась мама из коридора.
Я проследила за дорожкой мутно-серых разводов на полу. Васька сидел тут же, неспешно умываясь лапкой. Меня он поприветствовал жалобным мявком.
Пыль. Исчезнувшие игрушки.
— Это не Васька, — прошептала я, не в силах оторвать взгляд от погрома в комнате.
— Что? Говори громче, я тебя не слышу.
Мама показалась на пороге. Встала с видом видишь-я-снова-оказалась-права-а-ты-не-слушала.
— Это не кот! Я видела тех, кто это сотворил!
— Не выдумывай, — махнула рукой мама. — Ты вечно рассказываешь истории, только бы выгородить своего троглодита. Сегодня я его точно накажу. Совсем совесть потерял.
Предчувствуя неладное, кот оставил дела и поспешно убрался из детской, уверенно переставляя лапы в пушистых «штанах» и победно задрав хвост. Признавать власть двуногих в квартире он не хотел.
— Ты ничего странного не замечала? В воде на кухне? — спросила я.
Мама охотно кивнула, сжимая губы:
— Замечала. Чашку, брошенную в раковине, замечала. Неужели так сложно помыть за собой и поставить на полку?
— Да я не про то! — с досадой махнула я рукой. — Вода черная. Разве ты не видела?
Несколько секунд мама задумчиво припоминала:
— Если проблема с водопроводом, надо в управляющую компанию позвонить. Еще чего не хватало, в новом-то районе. И нужно проверить стиральную машинку, вдруг засорилась. Как я буду без нее?
— Мам, ты меня вообще слушаешь?
— Слушаю. Ты какая-то странная сегодня, доча. Ты хорошо себя чувствуешь?
От мамы такая деланая забота в голосе могла значить как реальное беспокойство, так и тонкий намек: «Посмотри, на кого ты похожа!»
— Нормально, — буркнула я. — Сейчас я тебе докажу.
Я метнулась в кухню и дернула переключатель крана на себя. Тугая вспененная струя ударила в дно стакана, подняла брызги.
— Опять всю раковину залила, — упрекнула мама, появляясь в дверном проеме.
— Смотри!
— И чего ты мне под нос суешь?
Я поднесла стакан к глазам, сощурилась. Вода была прозрачная. Никакой взвеси, никакой черноты.
— Странно.
— Иди-ка лучше в гостиную, там координатор поискового отряда. Только тебя ждут.
Дверь комнаты оказалась приоткрыта, внутри находились двое. Папа обмяк на диване, зажав между колен сложенные ладони. Он больше не походил на гризли, хоть и потрепанного, но по-прежнему сильного зверя, способного защитить своих детенышей. Теперь это был просто человек — уставший и не знающий, что делать дальше.
Через журнальный стол от него
