Каждый день мы будем убивать по одному до тех пор, пока вы не перечислите деньги в фонд охраны диких животных…» В моем случае все было немного прозаичнее. Наверняка в голове собаки сложилась примерно следующая картина: «Предметы мебели и двери… Их осталось всего двадцать пять, но каждый раз, когда вы будете оставлять меня одного, я буду съедать что-то из вышеперечисленного до тех пор, пока вы не станете брать меня с собой».
– Я заплачу за дверь, – поспешно сказала я Гилиаду, рассматривающему опилки и склонившему голову набок.
– Я смотрю, ему не чуждо чувство прекрасного, понимание формы и основ искусства. Похоже, твой пес изобрел новое направление в обработке дерева – художественную грызку. А что, есть же художественная ковка…
Я покачала головой и предложила:
– Ты не против, если я буду внимательно наблюдать за риелторами через камеру? Мне кажется, мы что-то упускаем.
Некромант облегченно вздохнул:
– Я даже за. Там поступил большой заказ на удобрения – хотел съездить посмотреть, не замешано ли в деле что-то аномальное. А то я подозрительно отношусь к покупкам крупным оптом – с тех пор, как пару лет назад один местный дедушка решил, что открыл новый сорт яблонь. Беднягу быстрорастущие плотоядные деревья с папулами вместо плодов чуть не съели… Это ж насколько нужно быть подслеповатым, чтобы не отличить папулы от яблок, а слизь – от древесной смолы?
– На столько же, на сколько не разглядеть гигантскую пасть с зубами на месте дупла.
Я улыбнулась и обрадовалась, что можно будет немного поработать, не вылезая из-под пледа. Гилиад, немного потерянный, отправился собираться. Мне хотелось как-то его подбодрить, но я не нашла нужных слов. Араун вышел через свою арку в двери и подозрительно посмотрел на меня.
– Да не иду я никуда!
А вот мой напарник вскоре ушел. Хотелось горячего какао с молоком, но сил хватило только на извлечение упаковки сока из кухонного шкафчика. Так как я забыла стакан на кухне, то решила пить прямо из упаковки. Я надеялась увидеть на камерах что-то сверхъестественное – вроде приказов, подписанных кровью, коллективных танцев вокруг очерченной пентаграммой кофемашины или командообразующих тренингов, включающих сожжение худших работников месяца… Но офис и его работа выглядели даже не просто обычно, а весьма тоскливо и прозаично. Редкие клиенты, чуть более частые звонки, ворох документации. Да контора Гилиада со стороны абсолютно так же выглядит…
Стоп. Контора Гилиада. А что же мешает людям, служащим злу, иметь свой легальный бизнес, как у некромантов? И все продажи квартир будут настоящими… Ну, по крайней мере, продажи квартир тех владельцев, которых не нужно задержать в этом городе по той или иной причине… В офис прокрались лучи заката, высвечивая принтер ярким пятном, – намекающим, что машина, распечатывающая документы и избавляющая от необходимости переписывать бумаги каждый раз от руки, – это дар божий.
В помещении агентства «Ступени» быстро темнело, и люди принялись собираться домой. Я посмотрела на часы – было почти семь часов вечера. Девушка, сидящая за столом у самого выхода, потянулась к выключателю и лишила офис искусственного освещения. Когда сотрудница посмотрела в сторону амулета, спрятанного среди ветвей комнатной пальмы, ее глаза в полутьме полыхнули зловещим сине-зеленым цветом и стали похожи на бездонные колодцы. Словно сквозь ее голову кто-то проделал глубокие туннели, которые зажглись потусторонним сиянием. Мне показалось, что сейчас и прямо в этот миг она увидела меня и оказалась жутко недовольна тем, что наши взгляды соприкоснулись… и тем, что я слежу за ней. Девушка отвернулась и двинулась к выходу, как обычный, немного уставший человек, но мой мозг уже приписывал ей вымышленное инфернальное прихрамывание и сутулость воскрешенных тел.
В оглушающей тишине комнаты раздался громкий телефонный звонок. Со мной захотел связаться Гилиад, словно почувствовав что-то неладное.
– Алло, Адель? С заказчиком все в порядке. Какой-то чудик захотел сделать жене подарок на день рождения – и решил в несезон пристроить оранжерею к загородному дому. Хочет сажать апельсины… Его дело, впрочем. А ты как?
– Отменяем внедрение. Одна из сотрудниц «Ступеней» представляет из себя что-то инфернальное. Мы с таким еще не сталкивались. Может, какой-то подселенец из другого мира… У нее на камере вместо глаз – пустые червоточины. Как будто ее изнутри что-то съело… Скажи, Гилиад, может ли так выглядеть отсутствие души?
– Я вообще не слышал о том, что душу можно отделить от тела… Я звоню Дине и Яну, завтра начнем официальный захват агентства. Надо рассчитывать на самое худшее – что у нас в городе армия бездушных офисных сотрудников… Как говорится – берем всех, а там узнаем своих. Ну, инфернальных ребят, в смысле.
Прав ли король эльфов, намекая на связь грабителей, владеющих рунной магией, и Совета волшебников? Что я вообще знала об этом закрытом сообществе? У меня было очень странное детство благодаря высшим чинам некромантов. Они не казались мне стремящимися к власти, я думала, что они уже в полной мере обладают всеми необходимыми ресурсами. Но бывает ли власти достаточно?
Мысли уходили все дальше и дальше в прошлое. Жизнь – такая странная штука… Начались зимние каникулы, мне исполнилось три, и это был первый Новый год, когда мы с мамой отправились на детскую елку со спектаклем и играми в перерыве. Тот факт, что при фразе «отправиться на елку» мне почему-то вспоминались колья Ивана Грозного, выточенные из дерева, а вовсе не веселый детский праздник, уже говорит о суровости всего мероприятия. В нем было что-то от древних славянских обрядов, когда на мороз выставляли невинную деву в дар богу холодов. Естественно, обратно ее уже не забирали. Считалось, что ее дух останется с седым мужчиной, у которого вместо бороды – метель, и поможет ему быстрее скрыться с несчастной селянкой подальше от деревенских краев. Сейчас новогодние елки превратились в торжество диснеевских фильмов, где все пугающее просто вырезали и заменили умилительными сказочными моментами, а костюмы превратили в точные копии мультяшных. Исчезла излишняя хтоничность, испарилась атмосфера дефицита и пира во время чумы.
А тогда во время антракта в фойе бывшего Дома культуры расхаживали ростовые куклы, казавшиеся мне гигантами. Из-за больших голов они были выше людей и выделялись на их фоне. В девяностые все было сурово: если костюмы зверушек, то непропорциональные и топорно сделанные, с жуткими остекленевшими глазами, раскрытыми пастями. Если игрушки на елке – то со своим характером, с расписанными вручную лицами. От такого украшения хочется держаться подальше, его нельзя обижать, а если его случайно разбить, то блестящие в хвое и
