и все решится само собой – печально усмехнулась Маргарита, сделав глоток из высокого стакана.
– Я очень в этом сомневаюсь! И не могу его понять… Он решил разобраться во всем сам и исчез! Почему же он отказался от нашей помощи!
– А Совет?
– Совет! Ты бы видела, что там происходило! Эти павлины совсем отупели! Дайрона никто не слушал, более того, над ним смеялись! – Гарри с горечью махнул рукой.
– Как смеялись? – ошеломленно спросила Маргарита.
– Смехом! – бросил Гарри. – И достаточно дурацким!
– А кто послал Весть?
– Что? А, Весть… Не знаю. Дайрону сообщили о ней граморы, он приору, тот куратору, а куратор – мне.
– А если это ошибка?
– Дайрон не ошибается, ты же знаешь! – отрезал Гарри.
– Дайрон – да, а граморы?
– Граморы не врут… наверное… – Гарри пожал плечами. – Потом, если бы это была ошибка, Дайрон не обратился бы к Совету…
– Тогда остается только ждать… – Маргарита ладонью смела со стола серые хлопья. – Черт, ненавижу бездействие… Что мне делать?
– Возвращайся, и заодно присмотри за серым сектором.
– А ты?
– А я… Раз я уже здесь, проверю красный.
– Красный! Но это опасно! – Маргарита покачала головой. – Давай вместе!
– Нет, возвращайся – поколебавшись, сказал Гарри.
– Когда займешься?
– Позже. – Гарри о чем-то напряженно думал.
– Хорошо, позже. Как мне отсюда уходить?
– Подожди, Хосе пришлет машину.
– Не хочу неприятностей – пояснила она.
– Да.
Маргарита глубоко вздохнула. Напряжение, не покинувшее ее в последнее время, снова навалилось со страшной силой.
Месяц, проведенный с отцом, и планировавшийся, как легкий отпуск, закончился страшной трагедией, и теперь, чтобы прийти в себя, ей нужно было вновь окунуться с головой в работу.
Она закрыла глаза, пытаясь проанализировать услышанное.
В глубине души Маргарита была согласна с Гарри: нужно проверить всех, кому могла быть послана Весть, а затем, при поддержке Дайрона, напрямую заняться теми, кто стоит во главе этого процесса, и узнать причину.
Но приказ!
…Не позвали, что в этом страшного? При людском подавляющем большинстве! Однако Дайрона это сильно обеспокоило, если он обратился к Совету… Но какая странная реакция – смех! И над кем – над Дайроном! – Маргарита покачала головой.
А ведь при практически неограниченных возможностях Совета, потребовался бы минимум усилий и времени, чтобы разобраться в ситуации, легким движением руки вернуть все на свои места и некоторых зарвавшихся интриганов посадить на одно место.
Но как теперь это сделать, если Дайрон разошелся во мнениях с Советом, и к тому же велел бездействовать? Неужели не смог переступить через гордость и обиду, пусть незаслуженную? Как-то по-детски!
Она вспомнила, как студенткой попала в Ватикан, и заблудившись в бесконечных переходах, (а может, это был лишь предлог?) попала в ту часть, которая закрыта для туристов.
И в глубине души надеясь увидеть Папу или, на худой конец, камерария, зашла в какую-то комнату. Потом в следующую. И попала на лекцию. Или инструктаж. Который велся по-латыни.
Самым странным был не мертвый язык, – все-таки Ватикан, а предмет. Смысл лекции.
Который Маргарита прекрасно уловила.
Странным было бы наоборот – дочери профессора археологии в четвертом поколении грешно не знать латыни.
И других языков.
Тогда девушка впервые услышала то, о чем всегда знала в глубине души.
Что мы не одиноки в этом мире.
Что кроме нас, его населяет множество странных, подчас опасных существ.
И что за этими существами необходим постоянный контроль, некоторые аспекты которого и рассматривались на лекции.
На занятии присутствовали четверо молодых людей, все парни, немногим старше самой Маргариты.
Лекцию вел улыбчивый мужчина лет тридцати пяти.
Маргарита прослушала около двадцати минут, а когда надоело стоять за дверями, как ни в чем ни бывало, вошла и села за парту.
Если лектор и удивился, то виду не подал.
Когда лекция закончилась, и молодые люди покинули комнату, лектор подошел к ней, и поинтересовался, откуда она.
Не стесняясь и глядя ему в глаза, она рассказала ему. И добавила, что хотела бы работать. Лектор задумался, а затем сказал, что она пришла слишком рано.
Через два года, если она не передумает, он будет ждать ее.
И на прощание дал ей визитку и маленький буклетик. Кратко излагающий основные требования, в том числе и физические, к потенциальным кандидатам.
Два года пролетели незаметно.
Девушка рационально распорядилась отведенным ей временем, и каждое препятствие в виде замечаний в пунктах буклета, было с честью преодолено.
Когда этот срок истек, она взяла трубку и позвонила. Ей ответили, и через два дня, собрав вещи, она вылетела в Италию.
Через полгода инструктажа она стала напарницей лектора.
Гарри же в этот момент думал о другом. Нельзя ли самому стать той самой песчинкой, останавливающей колесо судьбы?
У него есть возможность для такой попытки.
Правда, чересчур авантюрный склад и склонность к необдуманным поступкам может в один прекрасный день сыграть плохую службу…
Приор неоднократно напоминал ему об этом.
Но мало информации. Чтобы знать, необходимо обладать полномочиями Магистра, не говоря уже о простом помощнике…
Но он-то как раз и не простой помощник, и справится! Правда, Дайрон категорически запретил вмешиваться, но что такое этот запрет по сравнению с тем, что может случиться!
А ведь никто кроме Гарри, не поверил Дайрону, когда тот предупреждал Совет, что это может случиться, и что последние решения непростительно ошибочны!
По чистой случайности, Гарри довелось присутствовать на заседании.
Второй раз в жизни.
Десять дней назад Бог вновь сделал попытку донести предостережение до присутствующих. Однако члены Совета, бросившие все дела и в срочном порядке явившиеся на внеочередное заседание, весьма холодно отнеслись к его воззваниям, если не сказать больше.
Камерленго даже позволил себе выпад в адрес Дайрона, заявив о недопустимости влияния стороннего наблюдателя на мнение магистров, и что даже малейший намек на авторитарность будет караться исключением. Затем внушительно присовокупил, что уважаемым членам Совета некогда тратить время на занятие бесплодными фантазиями, нужны факты и только факты.
И большинство членов Совета его поддержало.
О, глупцы, ослепшие от власти! Чем же вы думаете, и думаете ли вы вообще! Да и кого вы сможете исключить из своих рядов – наблюдателя, никогда в них не состоявшего?! Разумеется, кем являлся Дайрон на самом деле, знали очень и очень немногие. Раскрывать его истинную сущность посторонним было строжайше запрещено.
Странная ирония, но из-за этого совершенно неуместного запрета теперь многое оказывалось под ударом.
Папа соблюдал нейтралитет. Сейчас, когда его слово могло бы быть решающим, он промолчал.
Дайрон внешне не прореагировал на оскорбление, верный своей привычке никогда не выражать эмоции.
Скупая усмешка чуть
