дома. Неподалеку протекает речка — годный водопой для лошадей. А видели бы вы их лес! Там такие занятные тропы. Грибов после дождя будет уйма. Да еще такие травы и ягоды там растут…
— То есть, вы зовете его по старой фамилии? — подала голос Свиридова. — Он ведь ее сменил.
— Большую часть жизни Стас Александрович был Зиминым, — ответил я. — И между собой мы продолжаем звать его порой по старой памяти. Сам он не против этого.
— Безродный, который получил желаемое признание, не возражает против этой позорной фамилии? — удивилась Елена.
— И я этой бабе предложил орешки! — возмущенно фыркнул Фома. А потом поправился: — То есть, этой женщине…
— А вы считаете, что раньше ему стоило стыдиться отсутствия отчества? — со всем возможным спокойствием уточнил я. — Для вас человек без этой добавки к имени — недостойный?
Свиридова пожала плечами и взяла из кармана сиденья бутылку с водой.
— Мне сложно понять вашу любовь к людям подобного сорта. Хотя для меня осталось загадкой, почему ваш Зимин решил жениться на этой деревенской девице… Пусть он и недостаточно чистой крови, но его новый титул и должность…
— Притормози-ка, Фома, — тихо попросил я, и он тотчас принял к обочине и остановил машину.
— Позвольте вас на пару слов, княжна, — отчеканил я, выходя наружу.
Теплый ветер растрепал волосы, и я зажмурился, чтобы усмирить закипающую внутри меня злость.
Девушка вышла из автомобиля и подошла ко мне чуть ближе. Было заметно, что ей не по себе, но к чести ее Свиридова не пыталась играть в жертву. Она подняла подбородок и прямо посмотрела на меня.
— Я понимаю, что он ваш родственник… — начала она.
— Замолчите, — твердо потребовал я.
Девушка пораженно распахнула глаза, открыла было рот, чтобы возразить.
— Одно слово и, клянусь Искупителем, я верну вас обратно и буду просить Авдотью, чтобы она сослала вас на конюшни на пару лет! Может после чистки навоза из вас самой выйдет вся дрянь.
Свиридова дрогнула и поджала губы.
— Буквально накануне вы за одно мгновенье потеряли все, что делало вас важной и особенной. Вы потеряли статус, имя и титул. И сделались собственностью постороннего человека. Вы получили бесценный опыт, смогли посмотреть на изнанку жизни. И мне показалось, что вашего ума должно хватить на то, чтобы осознать, насколько жизнь может быть несправедлива к тем, у кого от рождения нет выбора. Нет титула и власти…
— Никакая деревня и все килограммы навоза не сделают из меня деревенскую бабу, — холодно процедила Свиридова.
— Вы готовы это проверить? — я подался к ней, заставив попятиться. — Дай мне повод, Параша, и ты до конца дней останешься простой девкой, которой в морду кидают лопату лошадиного навоза…
Елена взвизгнула и бросилась на меня с кулаками. Я легко перехватил ее запястья и завел их ей за спину. Лица наши оказались совсем рядом, и я ощутил запах мыла, которым совсем недавно пользовалась девушка.
— Я некромант. Я вижу людей без мяса и костей. И знаю цену тому, что у них внутри… Вы можете отмыть от себя эту грязь. Но от вас всегда будет пахнуть. Потому что ваша душа нечистая. Я могу это ощущать, княжна. От вас скверно несет. Быть может, все дело в вашем воспитании. Вероятно, ваш папенька внушил вам, что вы донельзя особенная, но поверьте — вы ничем не лучше Авдотьи, которая осталась в том доме. От нее отказался родной отец, потому что закон ему это позволил. Но она — достойная девушка. Она не чурается работы и сумела стать главной конюшенной в императорской конюшне. И если вы позволите себе скверно отзываться о ней, то я обещаю передать эти слова Станиславу Александровичу. Он добрый к женщинам, никогда их не бьет, но, думаю, что для вас он сделает исключение и вызовет на поединок чести. А я добью вас после смерти, развеяв душу без следа. Если вы не способны…
— Меня унизили! — закричала вдруг девушка мне прямо в лицо.
На ее запястьях разогрелись наручники, которые Стас так и не снял.
Мучительно скривившись, княжна вывернулась из моей хватки и отошла на пару шагов.
— Гагарин предал меня! И даже не сподобился рассказать мне о том, что предпочел мне Наталью, а ведь до того клялся в верности… Я готова была терпеть его сложный характер и измены. А родная сестра? Она меня предала! Хотя она больше других понимала, что отцу проще меня убить, чем вынести такой позор. Отец ведь собирался это сделать, Павел Филиппович! Он хотел избавиться от меня и объявить о помолвке младшей дочери с бывшим женихом старшей… И в тот день в резиденции я шла к вам по той злосчастной дороге, потому что меня выставили из дома. Отец выгнал меня прочь, словно собаку! Мне больше некуда было податься, я просто шла, куда глаза глядят… Понимаете, каково это — когда ты никому не нужен? Вы можете себе хотя бы представить, что я испытываю, когда каждый человек в моей жизни видит во мне лишь предмет для торга? Вы прилюдно отказались от меня. И даже этот увалень, Зимин, отказался от меня! Он предпочел мне какую-то бабу! Не меня! Да неужели я настолько страшная? Или все дело в том, что все чуют мою душу, о которой вы говорите?
— С вами поступили несправедливо, — тихо признал я.
— Меня использовали! — вновь закричала Елена.
Она отвернулась и зашагала по дороге, пьяно качаясь. Я быстро нагнал ее и обхватил со спины, чтобы не дать развернуться и расцарапать мне лицо.
— Отпустите… — глухо потребовала девушка. — Не надо меня жалеть.
— Если я и жалею, то только о том, что сказал вам гадости, — признался я. — Я не подумал о том, что вам больно.
— Мне не… — голос ее вдруг сорвался. А потом она тихо заплакала, и я подумал, что не в первый раз довожу девушек до слез на дороге.
— Простите…
— Вы ни в чем не виноваты, — всхлипнула она.
— Я не только за себя прошу. А я за всех, кто делал вам больно. Простите.
Елена Анатольевна повернула голову, чтобы встретиться со мной потемневшим взглядом.
— Вы страшный человек, мастер Чехов. Я слышала, что у вас неприятный характер, что вы холодный
