на цыпочки и обнять его за шею. Слышу вспышки камер и нарастающий шепот, но мне все равно.
Когда он наконец поднимает голову, я цепляюсь за него, чтобы у меня не подкосились ноги.
– Едем домой.
– Да.
– Я имею в виду, не только сегодня. Навсегда. Переезжай ко мне.
– Я знаю, что это ты и имел в виду. – Я улыбаюсь, быстро чмокнув его в губы. – И мой ответ остается прежним. Согласна на все.
Эпилог. Аид
– Ты готова?
Персефона улыбается мне своей счастливой, настоящей улыбкой.
– Ты уже десять раз спросил меня об этом за последний час. – Она подталкивает меня плечом. – Ты что, нервничаешь?
Нервничать – слишком обыденное слово. За две недели с тех пор, как я вышел из тени и ступил в сверкающее змеиное гнездо, которое представляет собой верхний город, ко многому пришлось приспособиться. Персефона была рядом на каждом этапе пути, умело направляя меня во время каждого взаимодействия с прессой. Не знаю, что бы я делал без нее.
Молю богов, чтобы мне никогда не пришлось это выяснять.
Но сегодня? Сегодняшний вечер только для нас.
– Я не нервничаю, – наконец отвечаю я. – Если ты не готова…
– Аид, я готова. Готова как никогда. – Она смотрит на дверь, ведущую в игровую комнату. Она слишком хорошо звукоизолирована, чтобы можно было услышать собравшихся за ней людей, но мы оба знаем, что они там. Ждут.
Персефона делает вдох.
– Как я выгляжу?
А этот вопрос она задала мне уже множество раз с тех пор, как я вошел в комнату и увидел, как она одевается.
– Ты само совершенство. – Это правда. Она оставила свои длинные светлые волосы распущенными, завив их волнами, и надела новое творение Джульетты. Еще одно черное платье, которое облегает ее тело, и, бретелью охватывая шею, струится по груди, животу и бедрам, и волнами дожится у ног. А еще у него низкий вырез на спине, и каждый раз, когда она поворачивается, мне приходится бороться с желанием встать на колени и поцеловать впадинку внизу ее позвоночника. – Маленькая сирена…
– Я готова. – Она подскакивает и быстро целует меня в губы. – Я правда готова. Честное слово.
Ловлю ее на слове.
– Тогда идем.
Мы уже обсудили, как все пройдет. Я описал ей все шаг за шагом. Порой неожиданность – это часть игры, но я не хочу, чтобы что-то испортило ей ночь. Нашу ночь. Тем более когда происходящее кажется особенно значимым шагом в двух перевернутых с ног на голову жизнях.
Я веду ее в комнату. Как и прежде, она обставлена в соответствии с моими требованиями. Мебель вокруг платформы отодвинута чуть дальше, ясно давая понять, что состоится представление без приглашения принять в нем участие. Свет приглушен, все места заняты.
Персефона свободно, с доверием держит мою руку и радостно следует за мной между креслами и диванами к платформе. Прежде чем я успеваю дать ей последний шанс передумать, она легко поднимается и выходит на свет. Бросает на меня взгляд через плечо, будто знает наверняка, что я собираюсь сделать. Подавив улыбку, я поднимаюсь за ней.
Свет создает совсем другое уединенное пространство, чем тень. Я вижу каждый сантиметр ее тела, но остальная часть комнаты размыта ярким светом. Это тоже можно исправить, если все повторится снова, но сегодня все организовано так, чтобы она как можно лучше провела время.
Я указываю на центр платформы.
– Встань сюда.
– Да, господин, – чинно отвечает она, будто на ее губах не играет порочная улыбка.
Я медленно обхожу ее кругом, усиливая предвкушение. Боги, она просто безупречна, и мне с трудом верится, что она моя. И сделала меня своим так же надежно, как если бы вытатуировала свое имя на моей душе. Я сделаю что угодно ради этой женщины. Завоюю верхний город. Выгоню остальных членов Тринадцати из их безопасных башен. Дам очередное бесконечное интервью репортеру желтой прессы.
Я подбрасываю подол ее платья, и он развевается вокруг ее бедер.
– Если задеру платье, обнаружу, что ты не надела трусики?
Ее улыбка становится шире.
– Есть только один способ это выяснить.
– Через миг. – Мне удается сдержать улыбку при виде ее явного разочарования. Я подхожу ближе и, проведя ладонями по рукам и плечам, обхватываю ее лицо. Понижаю голос, чтобы слышала только она. – У тебя есть стоп-слово, и, если в какой-то момент захочешь, чтобы все прекратилось, только скажи. Все прекратится.
Она слегка сжимает мои запястья.
– Я знаю.
– Хорошо.
– Аид? – Персефона улыбается мне. – Хочешь увидеть, что самое лучшее в этом платье? – Эта негодница не ждет моего ответа и, потянувшись к шее сзади, отстегивает бретель. Ткань будто стекает по ее телу и падает на пол, как нежный лепесток.
Она вообще ничего под него не надела.
Я беру ее руки и поднимаю их над головой, заставляя медленно повернуться кругом.
– Ты хочешь устроить шоу, маленькая сирена? Пусть смотрят. – Я с удовольствием наблюдаю, как ее загорелая кожа заливается румянцем.
Я отпускаю ее руки, чтобы отойти к краю платформы и взять стул, который заранее поставил туда. Он сделан из черного металла с широким сидением и достаточно высок, чтобы через него было удобно нагибаться.
Жестом велю ей сесть на стул.
– Разведи ноги, Персефона.
Она уже дышит прерывисто, а когда я прижимаю ладонь к ее шее, льнет ко мне. Потому что моей маленькой сирене не просто нужно быть на виду, ей нужно, чтобы я при этом помогал ей вернуться на землю.
Наклонившись над спинкой стула и проведя ладонями по ее бедрам, развожу их шире. Лишь слегка проведя пальцами между ног, я обнаруживаю, что она уже возбуждена и изнывает от желания. Прижимаясь губами к виску, я поглаживаю ее.
– Они смотрят сюда, и знаешь, что они видят?
– Нет, – вздыхает она, приподнимая бедра и пытаясь направлять мои движения. – Расскажи мне.
– Они видят, что их золотая принцесса пала. – Я ввожу в нее два пальца. – И на ее месте восстала темная богиня.
Она стонет, и я не могу сдержаться. Захватываю ее губы в поцелуе. Чувствуя вкус Персефоны на языке, я на время забываю о себе.
Забываю о зрителях. Забываю обо всем, кроме того, чтобы сделать все возможное и заставить ее снова издать этот звук. Я прижимаю ладонь к клитору, медленно трахая пальцами и усиливая ее желание. В погоне за удовольствием ее движения становятся неистовыми, и она трется о мою руку, хотя я делаю именно то, что нужно, чтобы она воспарила.
Разрываю поцелуй и говорю:
– Кончи ради меня, маленькая сирена. – И она кончает. Боги, кончает.
Еще дважды вознеся ее на вершину волны, я наконец смягчаю движения и вынимаю из нее пальцы.
– А теперь я нагну тебя над стулом и трахну.
Персефона отвечает мне блаженной улыбкой, ее карие глаза полны любви.
– Да, господин.
Она слегка пошатывается, когда я помогаю ей встать и ставлю в желаемое положение, нагнув над спинкой стула. Шире развожу ей ноги и отхожу назад, чтобы хорошенько ее рассмотреть.
Черт.
Как же она мне доверяет. От этого мне хочется самому стать лучше, убедиться, что я никогда ее не подведу. Персефона дрожит, когда я подхожу к ней и веду ладонями по ягодицам и дальше по спине.
– Готова?
– О боги, да трахни меня уже.
Множество голосов вторит моей реакции на ее слова, и по комнате проносится волна смешков. Я слегка шлепаю ее по заднице.
– Нетерпеливая.
– Да. Очень. – Она чуть ерзает. – Пожалуйста, Аид. Не заставляй меня больше ждать. Ты нужен мне.
В конце концов, мне не хочется дразнить ее больше, чем того хочет она сама. Может быть, в другой раз. Сегодня желание слишком велико. Я высвобождаю член и, сжав ее бедро, направляю его внутрь. Персефона издает низкий стон, за которым почти не слышно моего резкого выдоха.
Мне это тоже никогда не надоест. Как она сжимает меня, будто не хочет отпускать. Как подается
