не в восторге, когда господин главный редактор по сути всучил ему помощницу, о которой ведущий репортер «Сплетни» не просил, значит, заметно преуменьшить. Когда увещевания и угрозы бунта, самоубийства и ухода к конкурентам не возымели на шефа никакого эффекта, Бенни с ужасом осознал, что навязчивая, острая на язык и раздражающе любопытная мисс Трикк никуда не денется. И тогда ему не осталось ничего иного, кроме как… смириться, любезно улыбнуться и выделить новой помощнице печатную машинку? О, нет! Бенни решил избавиться от, как он называл Полли Трикк, «чемодана без ручки, который его заставили волочить» и отправил ее в подвальные архивы составлять подборку заметок для «Ностальгического раздела».
Прошло целых три дня, пока Полли поняла, что такого раздела не существует.
Полыхая от ярости, она направилась в печатный зал, намереваясь высказать все, что думает этому несносному Трилби. Она уже подготовила развернутую и наполненную уничижительными эпитетами гневную речь о том, что он не с той связался и что ее не так-то просто запереть в дальний ящик и забыть, вот только высказывать все это было некому — обычно шумная и похожая на улей редакция непривычно пустовала.
Как оказалось, прозябая в архиве, Полли пропустила ни много, ни мало новость месяца.
Все репортеры под предводительством господина главного редактора отбыли «на паркет», что с языка журналистов Габена переводилось как: «отправились освещать официальное мероприятие». Господин Сомм, главный судья Тремпл-Толл, вознамерился не просто обыграть в бридж своих коллег из других районов, но уничтожить и растоптать их. Бенни Трилби и прочие должны были осветить это, вне всякого сомнения, масштабное и громкое событие.
И Полли решила воспользоваться моментом… Никто не мог ей помешать заняться тем, ради чего она, собственно, и устроилась в газету — помогать людям, попавшим в беду. А таинственное исчезновение жителей Саквояжного района пахло той самой бедой, как дохлая рыба, забытая на подоконнике.
Считала ли она, что их всех похитили? Безусловно, хоть напрямую на это ничто не указывало. «Леденцовые жетоны» связали пропавших, но этого было мало — к тому же Полли до сих пор не знала, что они значат. И все же у нее появилось еще кое-что, отчаянно похожее на улику, — баночка пилюль «Тингельтангель», обнаруженная в кармане пальто торговки пудрой.
После посещения квартирки мисс Хенсли Полли решила еще раз осмотреть дома прочих пропавших. Ей не давали покоя эти странные пилюли и все не отпускало ощущение, что она их уже где-то видела. Вскоре это ощущение подтвердилось.
«Тингельтангель» обнаружился в чердачной каморке семафорщицы — пилюли были без баночки, лежали на столе среди прочих таблеток, — неудивительно, что тогда она не придала им особого значения. Несколько полосатых пилюль затем нашлось и у трубочиста, и у боксера. В будочке у повара Полли провозилась почти час, пока не заметила характерный красно-белый порошок в одной из баночек среди приправ — повар попросту перетер пилюли.
Это было оно! Все пятеро пропавших принимали одинаковые лекарства от одной и той же болезни.
И тогда Полли отправилась туда, куда ниточка тянулась: в Больницу Странных Болезней, к доктору Дж. Д. Барроу, имя которого стояло на рецепте из кармана пальто Хелен Хенсли…
У работы на газету было свое преимущество. А именно то, что Полли, выпытывая сведения у очевидцев того или иного происшествия, могла говорить, что она работает в газете. И если раньше ее расспросы вызывали раздражение, а многие попросту захлопывали дверь перед ее носом, то теперь интерес Полли Трикк становился для людей понятным, обоснованным, и они охотнее делились тем, что им было известно.
И все же, добродушие и говорливость мадам По сыграли с ней злую шутку. Мисс Трикк совершила ошибку, полагая, что и все остальные будут столь же откровенны и дружелюбно настроены. Вскоре Полли пришлось убедиться в том, что «Добрый день, я из газеты» работает не со всеми и открывает далеко не все двери.
Вестибюль Больницы Странных Болезней представлял собой мерзкое и отвратительное место. Даже если не брать во внимание потеки слизи на полу, клочки сухой человеческой кожи и зубы, валяющиеся под ногами, не замечать чудовищный флёр лекарств, гниющей плоти и неуместного здесь запаха сладостей было невозможно.
В вестибюле не проглядывало и намека на то, что тут кто-то ждет пациентов, чтобы им помочь, зато куда ни кинь взгляд обнаруживались намеки на то, что пациенты — это нечто обременительное и вообще, мол, пусть спасибо скажут, что кто-то ими занимается.
Габен и сам по себе был не очень-то гостеприимным городом, но больница будто собрала в себе всю его гниль, все двоедушие и безразличие.
Стены вестибюля были завешаны табличками: «Не ныть!», «Не жаловаться!», «Не плакать!» и тому подобным. Не обошлось и без абсурда, вроде: «Не кровоточить!» и «Каждый чих на служащего больницы будет стоить вам фунт!»
В темном, заполненном трясущимися людьми помещении светились всего три лампы: над входом, над главной лестницей и над окошком дежурной медсестры.
Именно к нему Полли и направилась.
Дежурная медсестра — судя по табличке, ее звали мисс Мегирофф — всем своим видом напоминала восковую статую в чепчике и приталенной, застегнутой на все пуговицы белой форме: юбке и жакетике. Лицо мисс Мегирофф не выражало ни единой эмоции, или, вернее, оно выражало лишь нестираемое раздражение. В пальцах она держала плоский и круглый, со спиральным узором, леденец на палочке и время от времени лениво его полизывала.
Полли поздоровалась, представилась и сообщила, кого ищет, но обитательнице окошка было ровным счетом наплевать, откуда именно она заявилась:
— Если вы не испытываете недомогание, мисс, — с безразличием в голосе сказала дежурная медсестра, — то к господину доктору вы допущены не будете.
Полли быстро сориентировалась и схватилась за щеку.
— Ой-ой-ой, — застонала она. — У меня-то как раз недомогание. И очень жуткое, прошу заметить: я съела несвежего осьминога и, кажется, отравилась чернилами, а еще…
— Подробности не интересуют! — прервала ее мисс Мегирофф и, сверившись с большой больничной книгой, сообщила: — Доктор Барроу сейчас занят, но через десять минут время пациента, которым он в данный момент занимается, истекает, и он сможет вас принять.
— Замечательно! — улыбнулась Полли и, спохватившись, застонала. Впрочем, медсестре не было дела до ее
