В общем, мы уже назад шли, и она втолковывала мне, что Дар мне такой ну совершенно ни к чему, и женщина же и без Дара может отлично устроиться, только надо маму слушать. Ну, а я, понятно, не сводила глаз с Печати, и крутила ладонью и так, и этак, и прислушивалась — как там магия, течет в крови, да? А она какая, она как волшебный огонь, наверное? Э, а может, чуфыкнем?
Чуфыкнуло очень даже хорошо, и следующее, что я помню, — какой-то жрец, который мечется и орёт, размахивая горящей мантией, как огненным хвостом. И моя маман тушит его из фонтана.
В общем, у меня было довольно-таки запоминающееся Посвящение.
Ну, а дальше матерь моя отдала меня обучаться в Храм Дарителя Огня, потому что после двух дней непрерывного тушения пожаров отдать меня куда-то еще было бы трудновато.
Вот первых учителей особо не помню. Запомнилось только — толстый такой, добродушный и бородатый дядька просит меня умильным голоском показать, умею ли я вызывать огонёк. И свой восторг помню: ща как чуфыкну! Запах палёной мантии этого жреца тоже помню довольно хорошо. И что он бегал и орал. Но не особенно обиженно, а остальных звал: «Без пассов, без команд, два дня после Посвящения — какой потенциал!!!»
Вроде бы, это он матушку потом и уговорил — чтобы меня в учебке обучали. Может, даже выбил по знакомству это самое место. Маман, помню, плакала. И разрывалась между гордостью — «Сказали, что возьмут бесплатно, утритесь, соседи и соседские дети!» И между планами насчет меня: «Ох, ну зачем ей такая-то учеба, в самом-то деле!»
Победила гордость, так что меня торжественно и с размахом затараканили в Айлорский пансион-школу-с-овладением-боевой-магией имени как-его-там самого Айла. Да и вообще название у этого заведения было до того паскудно-длинное, что выговорить я его могла только на спор и с перепоя. Раза три у меня получилось.
Правила в учебке тоже были не для нежных фиалок, но я фиалка суровая, привыкшая откусывать пальцы всяким там мажорам. Потому что в учебке была пропасть мажоров. Сынков военных шишек из Айлора, и из Акантора тоже, и вообще кто только не скидывал туда своих детей, потому что репутация у нашей учебки была лютая.
— Тут из тебя человека сделают, — внушающе как-то сказал один мужик, весь в мундире с шитьём. Пока отцеплял от своих штанов рыдающего отпрыска.
Тут в мужика с дуба прилетело живой крысой, и он немного приуныл, а отпрыск воспрянул. А мне на дубе так и вообще стало очень даже хорошо.
Таких как я в учебке тоже было не то чтобы мало. Учителя звали нас «одарёнными» — то ли в насмешку, то ли потому, что Камень с чего-то отвалил нам магии за двоих-троих. Шестнадцать человек на курсе — из них три девчонки — против восемнадцати мажоров (две девчонки). Понятное дело, это всё заканчивалось лютейшими магическими потасовками. Да и немагическими тоже.
«Быстрее научатся», — говорили учителя. Они все были магами боевыми, заслуженными и плевать хотели — кто там из Акантора, а кто из канавы Крайтоса. А за потасовки только набавляли физподготовки и боёвки — а то чего это мы дерёмся, силы, что ли, ещё остались?
На седьмом году обучения в меня, было дело, втюрился залётный школяр из Академии Таррахоры. Приехал повидать настоящей боёвки, повидал меня, дико впечатлился и начал бросать мне букеты в окно казармы, ну то есть комнаты, но дважды букетами в морду выхватили дежурные, так что…
Школяр был кошмарным романтиком и взахлёб читал стихи, к которым я вечно подбирала неприличные рифмы. А ещё меня дико веселило, как он разливался про своё обучение. «Ах, знаешь, какие воспоминания я сохраню о своей учёбе? О-о-о, эти бескрайние академические сады, и нежный шёпот в их тиши, и шорох книжных страниц, и дуэли за честь прекрасных дам…» Тут я всегда икала и пучила глаза, чтобы не расхохотаться. У меня учёба представлялась примерно так: на кровати лежит похмельная Тарра; Марисса свесилась за окно и там с кем-то целуется, а в дверь лезет рожа с фингалом: «Рыжая, того… в кладовку полезешь колбасы красть?»
Может, потому у нас со школяром дальше поцелуев дело и не продвинулось, да и вообще ни с кем особо не продвинулось, потому как мажоры — боялись, а свои ребята считали, что вместе со мной можно воровать лошадей (проверено в действии, чего уж там!). Так что по углам юношески жамкаться приходилось со всякими там соседями — до тех пор, пока их матушки не прознавали про жуткую мою истинную натуру. Маман по этому поводу иногда разводила сопли: «Это всё её оте-е-е-ец», а её второй кадр (Мейрик Тривири, он продержался больше других, мне даже его фамилию вписали) говорил, что ужасно хочет посмотреть — за какого-такого полоумного маман меня собирается пристроить. «Потому что тут никакого приданого не хватит», — повторял он каждый раз, как я заявлялась на побывку.
Но маман — она была полна уверенности, что вот закончу я учебку с отличием, получу шикарную должность аж при дворе самого Даггерна-как-его-там, да и как стану себе Настоящей Леди — тут же захомутаю кого-нибудь не меньше, чем Шеннета Хромца. Того, правда, уберегли Девятеро, а может король Даггерн-шутник-предатель-вероломный. В общем, Шеннет женился на Касильде Виверрент, но маманя не теряла оптимизма, потому что оставались всякие там вкусные кусочки типа Третьего Мечника Всея Кайетты Хорота Эвклингского, красавчика Йелта Нокторна, ну и так далее.
Не знаю, кто этих-то уберёг. Может, баллы в моём аттестате. В учебке у меня самую малость не было времени на разную там скукотищу типа истории Братских Войн или философии магии, или изящных искусств. Так что я взяла высшие баллы только по практической боёвке, а остальные мне кой-как натянули преподаватели. И то только потому, что я не поленилась — каждому сообщила, что вот, идти мне некуда, потому я с удовольствием останусь при учебке годика ещё на два-три.
А о моей дисциплине в характеристике было написано так много и с таким художественным вкусом (директор явно отыгрался за все годы, бедолажка), что путь мне оставался разве что в Братство Мора — туда-то, говорят, любых берут, даже самых отшибленных.
Искать блудного папочку я отправилась не то чтобы совсем случайно. Всегда до чёртиков интересно было узнать — что ж он там такое из себя представляет, этот законник-уголовник-пропащая душа. Воспоминаний о нем у меня было маловато, так что
