на мостовой, сбивая огонь своей же магией.
— Эй, ну мы как, закончили? — вопила тем временем Кани, сдирая с руки обгоревшую розовую митенку. — Эй, ну как, а? А то я в ударе и могла бы… ты чего⁈
Главарь Барракуд попытался вмазать из положения лёжа, но она отбила удар играючи и мимоходом подожгла на Ранте штаны.
— Чтобы тебе было, чем заняться… Ну так что, мы закончили, а⁈
Барракуды и ребятишки Лиорне во время разборки от души орали и подбадривали тех, на кого поставили. Теперь же молчали. Челюсти у них заклинило в полуоткрытом виде, будто они чем-то достали моего напарничка.
Моя челюсть была разумно прикрыта, зато пасть внутреннего грызуна — распахнута во всю ширь.
Увидеть обученного боевого мага — пожалуйста, сколько хотите. Добро пожаловать на отделение «боёвки» к законникам, или в элиту войск любой армии. Поищите на турнирах, среди умелых наёмников, в охране аристократов…
Но чтобы с такой огненной мощью в таком возрасте…
Старикашка Лиорне вон уже сухонькие ладошечки себе отхлопал. Вытирает слёзки умиления и загребает горстями денежки от малость обескураженных отпрысков.
— Утешила, утешила старика, так, так, деточка… знал, на кого ставить! Огненный маг, так, так… Редко видел, чтобы с такой-то силой. Ты, деточка, какой семьи? Ну, это потом, это я о другом… Хочешь быть Лиорне, деточка? Внука в женихи дам — хорошего парня, Макки, иди сюда! Хороший парень, и обижать тебя не будет, да и не получится, так? Денег вам дам на подъём, дом хороший сделаем…
Внучок Макки потряхивал чёрными кудрями, сверкал белозубостью и слал по воздуху поцелуи. Строил бровями намёки и всячески показывал, что он тут сражён в самое сердце и готов брачеваться прямо сейчас.
— Какой вы добренький, — с придыханием сказала Кани и прижала ручки к груди. — И внук у вас красавчик — так и съела бы прямо, и кстати — зубы у вас шикарные! И я, уж, конечно, о вашем предложении не забуду, и оно очень заманчивое, и если чего в питомнике не сложится — я прямо сразу к вам. Только вот, понимаете, я обещала поехать к ним в питомник, и со всеми там перезнакомиться, и влипнуть в кучу всяких-разных историй, потому что они же постоянно в них влипают. В одну мы так даже уже влипли, и можно сказать, что уже совсем породнились, так что я от них теперь ну никак не отстану, понимаете, да⁈
За левым плечом прозвучал тихий смешок. Я покосился на своего напарничка и удостоверился, что он — редкость-то какая — прямо-таки весь сияет.
— Отменный улов, Лайл, — протянул Рихард Нэйш вполголоса, глядя на несущуюся к нам искательницу приключений. — Действительно отменный.
ДЕБОРА-ПАТРИС-АСКАНИЯ ТРИВИРИ
Моя матушка носит Печать Воды, батюшка был магом Холода. Так что у меня, вроде как, и шансов не оставалось: я стала магом Огня, потому что это же жуть как весело — разлохматить все эти традиции и заумные теории о наследовании. И показать, что наука со мной не работает.
Хотя когда со мной вообще что работало, спрашивается?
Например, нормальные люди свое Посвящение обычно не помнят начисто, потому как пребывали тогда в возрасте раннем и безмятежном. А мне вот всё в деталях помнится: мы прошли через «водное окно», потом плыли в воздушном корабле по небу, и маман всё нервничала, что это дорого, и одёргивала на мне платье, и наставляла, чтобы я вела себя как следует, и цедила сквозь зубы о моем расквашенном носе (я его разбила вечером, когда решила поиграть в магическую войнушку). И бормотала, что, конечно, хорошо бы — вода… но вообще-то, неважно, потому что женщина может и без Дара как следует в жизни устроиться.
И вообще, она говорила-говорила-говорила, а я не особо слушала, потому что под нами плыл Акантор, и я всё пыталась перещупать глазами каждую крышу и каждый причудливый флюгер, и раздумывала, как бы сподручнее поплевать с высоты, и пялилась на бороду здоровенного дядьки, который кораблём управлял, и жуть как хотела выяснить — а вдруг он немного пират?
Потом была скучища: белые мраморные ступени Первого Маяка, который, как известно, есть Святилище Камня и одновременно Башня Кормчей. И родители с притихшими дитятками, надутые и сосредоточенные, хоть убейся об них, и старые какие-то дедушки в длинных одеждах и с голосами, от которых хочется зевать.
Интересное началось, только когда мы вошли в Тот Самый Зал — мне он тогда показался огроменным и красивенным, а посреди него лежал Камень — валун, гладкий и тяжелый, чуть серебрящийся. И женщина у противоположной стены, за Камнем, тоже, серебрилась: совсем чуть-чуть, но это было просто ух ты, как.
— Здрасьте, Кормчая! — сходу заголосила я. — А я Дебби!
Она не ответила, но, вроде, улыбнулась там немного — серебристой такой улыбкой. Дядьки, которые стояли перед ней — все сплошь тоже в серебре — эти так и делали хмурые лица. А один вообще подошел, взял за руку и подвел к Камню.
Это мне мамаша уже говорила. «Не опозорь меня, — повторила раз сто, — когда Смотрящий возьмёт за руку — не реви, не задавай вопросов, не крутись, не убегай…»
Пока я прикидывала, как мне всё это соблюдать и не треснуть, передо мной уже и Камень оказался. С отметиной на нём — детской ладошкой, куда я тут же свою ручонку и пристроила.
Некоторые говорят — голоса внутри себя какие-то разбирают. Камень будто бы им вопросы задаёт. А кто и вообще видений каких-то там удостаивается, только я-то совсем ничего такого не помню. Помню только, сказала Камню: «Привет. А можно мне Дар Огня? Я люблю огонь, очень-очень, а мам мне костры палить запрещает и камин растапливать не даёт».
Ну, а дальше я начала рассказывать — как я люблю огонь (а меня правда за уши от него не оттащишь, сейчас уж тем более), и, вроде, сильно увлеклась, потому что не заметила, как потеплела ладошка. Потом посмотрела на неё — и там уже проступали изгибы пламени, моя Печать. Тут я заорала «ура!» неприлично громко и опозорила свою родительницу в очередной раз.
Потом еще раз опозорила. Когда меня уже вывели из Зала, и маман немного отохалась и отдержалась за сердце, и отвсхлипывала в духе «Это всё твой отец… ну, куда Дар Огня…».
