— К бабушке.
— Чертовой?
— Дурак. К моей бабушке.
— А-а… Н-н-неудобно, — ответил Бурик, стуча зубами от холода.
— Неудобно спать на потолке — одеяло сваливается, — парировал Добрыня, взяв Бурика за руку и увлекая за собой. — Бабушка все равно на даче. А у меня есть ключи от ее квартиры.
— Одного я, Сильвио, не пойму, хоть убей — за каким бесом ты этого водокачечника приплел?
— Ты глуп, старик. Чтобы боялись. Чтобы они шарахались каждого прохожего, чтобы вздрагивали от случайного шороха, чтобы пугались своего отражения в зеркале. Кончится тем, что они будут бояться друг друга…
— Хорошо, положим, детей мы напугали. А дальше-то?
— Нет, Джиппо, как ты не понимаешь! Мы их не пугали, мы просто открыли свои карты. Мы играем честно.
— Так и слышу медоточивый голос Магистра…
— Ну и что? Да, это слова Магистра! И нечего тут иронизировать. Магистр уверен: когда койво узнает, что мы за ним охотимся, он быстрее себя проявит.
— О, да! Тут Магистр может не сомневаться, койво себя проявит! Он так себя проявит, что Магистр еще десять раз пожалеет о том, что разбудил его, помяни мое слово.
— Ты еще порассуждай тут!.. Старый гном, ты должен радоваться, что тебе простили прежние вольности и доверили ответственное дело.
— Уж как я рад! Видишь, прямо пляшу от восторга. Так и передай Магистру — радость Джузеппе, мол, не имеет границ, он поет и танцует от счастья.
— Паяц! Ты плохо кончишь, Джиппо, теперь уж ты помяни мое слово…
Оставляя за собой цепочки мокрых следов, Бурик и Добрыня вошли в подъезд.
— Брр… Ну и погодка, — Добрыня надавил кнопку лифта и зябко передернул плечами.
Бурик молчал, мелко трясясь от пронизывающего холода и пережитого страха, который теперь накатил на него с новой силой.
Войдя в квартиру, Добрыня решительно снял промокшую футболку, обнажив худую конопатую спину.
— Чего стоишь? Снимай, а то простудишься.
Бурик нехотя стянул футболку.
— У меня и шорты промокли.
— Тоже снимай.
Добрыня снял влажные кроссовки, носки и босиком потопал в комнату.
— Заходи, располагайся.
Бурик вошел, еще раз поежился от начинающего уже отпускать холода. Посмотрел на мокрую одежду, подумал, что высохнет она нескоро. И тут ему в голову пришла идея.
— Слушай, а может, ее в стиральной машине отжать? Тут есть стиральная машина? — Пережитый полчаса назад стресс требовал от Бурика какого-нибудь конструктивного поступка.
Добрыня удивленно посмотрел на него. Потом сказал:
— Да, кажется есть. «Эврика-5». Еще прошлого века, но с этой… как ее… боковой загрузкой. В общем, с иллюминатором на боку. Бабушка называет ее «Еврейка-5». Пойдем, она на кухне стоит. Заодно чайник поставим.
— Почему еврейка? — спросил Бурик.
— А у нее характер противный, как у бабушкиной соседки, Берты Ароновны. Тетка она хорошая, но когда не в настроении, орет на всех, как больной ишак.
Пока Добрыня возился с электрическим чайником, Бурик деловито открыл крышку иллюминатора с концептуальной надписью: НЕ ОТКРЫВАТЬ ДО ПОЛНОЙ ОСТАНОВКИ БАРАБАНА! «Что, сама блокироваться не может?» — подумал Бурик, но ничего не сказал. Осмотрев внутренности барабана, он бросил туда свою футболку, шорты, носки и вопросительно посмотрел на Добрыню.
— Мои в коридоре остались. Принеси, будь другом. А я пока чай заварю.
Когда Бурик вернулся на кухню, Добрыня в одних трусах колдовал над чайником. Бурик положил в стиральную машину промокшие добрынины вещи, закрыл крышку и спросил:
— Что дальше?
— Дальше? Надо шланг подцепить.
— А она что, не автомат?
— Она? — Добрыня почесал левую щеку. — Как тебе сказать… Написано «квазиавтомат», но…
— Понятно, — сказал Бурик. — Давай подключать.
Добрыня открыл шкафчик под раковиной и вынул длинный резиновый шланг. Найдя сбоку машины штуцер с резьбой, он навинтил на него один конец шланга, а другой опустил в раковину. Бурик тем временем раскрутил электрический шнур и воткнул вилку в розетку.
— Может, лучше вручную выжмем? — неуверенно предложил Добрыня. — Она вообще-то так себе отжимает. Бабушка говорила…
— А техника на что? Все равно у нас так сухо не получится.
— Ну, давай…
Добрыня с видом капитана, берущегося за штурвал, схватился за ручку управления, лихо повернул ее до отметки «Отжим» и шарахнулся в сторону.
Машина прокашлялась, взвизгнула и заплясала по кухне шустрее балерины. Бурик испуганно отскочил.
— Что это с ней?
— Я же говорил… — растерянно ответил Добрыня.
Стиральный агрегат, пыхтя и подвывая, как Николай Басков на сцене, метался по кухне, пытаясь напрыгнуть то на Бурика, то на Добрыню. Сливной шланг выдернулся из раковины и извивался, словно кобра в белой горячке, отчаянно плюясь водой во все стороны.
— Держи ее!
— Ты что, я ее боюсь!
— Эх… — Добрыня поплевал на ладони. — Была не была.
Он примерился и запрыгнул на машину сверху, пытаясь своим тщедушным весом остановить бешеную скачку. В этом неравном поединке победила машина.
— Вилку из розетки тяни! — крикнул Добрыня, лежа на полу.
— Точно…
Машина охнула раненым зверем, дернулась последний раз и затихла. Бурик осмотрелся.
— Давай тряпку, — деловито потребовал он. — Всю кухню залили.
— Посмотри под раковиной. — Добрыня зажег газ и поставил на плиту сковородку.
После вынужденной влажной уборки Бурик открыл «иллюминатор». Белья не было! Барабан был на месте, но мальчишечье барахло словно просочилось через мелкие дырочки, которыми он был усеян.
В Бурике проснулся дух исследователя. Он просунул голову в барабан, и тут на него сверху свалился ворох полусухого белья.
— Есть контакт… — гулко объявил увешанный бельем Бурик из недр стиральной машины.
Он начал вынимать из барабана сносно отжатые вещи и развешивать их на веревке. При этом он так и не смог обнаружить одного носка. Тщательное обследование барабана успеха не принесло.
— Куда он мог деться? — сокрушался Бурик. — Мистика какая-то… Не могла же она его съесть.
— Она все могла, — невозмутимо ответил Добрыня, открывая холодильник. Оттуда он извлек пачку сливочного масла, отрезал ножом щедрый кусок и кинул его на сковородку. Сковородка недовольно зашипела.
Добрыня умело разбил четыре яйца.
— Глаза протыкать? — спросил он, повернувшись к Бурику.
— Что? — не понял тот, глядя на нож в руках Добрыни.
