Моравского. Когда вернулся, Лорда на кухне уже не было.
— А где, наш хозяин? — вопросительно взглянул он на профессора.
— Особый случай, — подмигнул ему Тадеуш, — отправился за своим лучшим вином. Ночь будет долгая, так что это не помешает. Составите нам компанию?
— Только за трапезой, но не за бутылкой. Вам не кажется, что сейчас не самое подходящее время для возлияний? Мысли о Монти не дают мне покоя.
— У вас слишком чистая и добрая душа, друг мой. Вы пытаетесь думать сразу обо всех. Возможно, по этой причине вы мне так нравитесь. Противоположности притягиваются, — тихо и совершенно серьезно промолвил профессор. — Я не буду тешить вас ложными надеждами. Кто знает, сегодняшняя ночь может оказаться последней для нас, а bonum vinum laetificat cor hominus. Не вижу причин отказываться от него. А вот и наш хозяин! Так давайте же приступим: отпразднуем скорую победу над злом.
Священник покачал головой, как бы говоря, «а не рано ли вы радуетесь». Карпентер улыбнулся и вонзил штопор в пробку. Часы в гостиной отбили девять ударов.
* * *
Попойка была в самом разгаре: профессор и Лорд опустошали уже третью бутыль вина. Священник, не желающий участвовать в пирушке, стоял у окна, и, как и раньше, смотрел на домик садовника. Ни единого огонька, ни единого намека на то, что Монти внутри. «А если он сейчас где-то снаружи, трясётся от страха и не может сдвинуться с места? А если он в лесу и за ним гонятся волки или того хуже Зверь взял его след?» Сердце сжималось от тревоги, и лишь доводы разума, а также запертая на ключ дверь, останавливали отца Якова от того, чтобы пойти искать несчастного.
Часы пробили одиннадцать. Профессор протянул руку к опустевшему бокалу Лорда.
— Позвольте наполнить вашу чашу, дорогой друг. Кхм, кажется, божественный нектар заканчивается. Так прискорбно. Жаль, что я не могу сходить до фургона, у меня там бренди 20-летней выдержки. Бьюсь об заклад, вы такого не пробовали! — захмелевшим голосом проговорил он.
— Ха! Бренди ничто по сравнению с тем, что есть у меня. Сейчас спущусь в погреб, а потом посмотрим, кто кого удивит! Двадцатилетней выдержки, — передразнил он Моравского и поднялся, опираясь на спинку стула. Покачиваясь, побрёл к винному погребку. Когда он скрылся из виду, Тадеуш с невозмутимым видом, нажал на поверхность перстня: одна половинка песочных часов открылась. Профессор высыпал её содержимое в вино. Порошок быстро растворился, не оставив после себя никаких следов. Удовлетворительно хмыкнул и вернул бокал на место.
— Вы собрались отравить его? — прервал тишину голос священника.
— Умеете же вы подкрадываться бесшумно, друг мой. Признаться у меня была мысль и вас угостить этим, но от вина вы отказались. Это сильнодействующее снотворное. Никакого вреда оно не нанесет.
— Но зачем?
— Вы всё увидите сами. Если вам хватит благоразумия не болтать лишнего, — глаза профессора уставились в лицо отца Якова и, как будто, сверкнули. Служитель Господа осознал, что Моравский абсолютно трезв.
— А вот и милорд! — пьяным голосом воскликнул он, поднеся палец к губам. Пошатываясь, поднялся со стула и подошел к Карпентеру, который нес бутыль, нежно прижимая к груди, словно маленького ребенка.
— Это Chateau Gruaud Larose 1757 года, оно стоит на вес золота. А вы говорите, бренди, — брезгливо фыркнул Карпентер.
— Напиток, которой не стыдно подать на королевском пиру, — согласно подхватил профессор. Подвел Лорда и усадил его на место. — Нужно дать ему подышать, давайте я открою его, а пока допьем остатки того нектара, который уже стоит на столе.
Профессор ловко открыл бутыль и оставил её на столе, подав бокал Лорду. Тот с благодарностью принял его, пробурчав «Ваше здоровье, профессор» и выпил залпом. Моравский последовал его примеру. Затем, внимательно глядя в глаза Карпентеру, произнёс:
— Напомните, милорд, какого оно года?
— Тысяча, тыща, ты… — Карпентер уронил голову на грудь и звучно захрапел.
Тадеуш приблизился к нему, пару раз щелкнул пальцами над ухом, но тот никак не отреагировал. Для верности громко позвал:
— Милорд! Достопочтимый лорд Карпентер! Владыка Олдвиджа и всего Западного Хантершира!
Не дождавшись ответа воскликнул:
— Отлично. Святой отец, выгляньте наружу, не зажегся ли фонарь на моем фургоне?
Отец Яков направился к окну, но привлеченный шорохом оглянулся и увидел, как Тадеуш бесцеремонно шарит по карманам спящего Карпентера.
— Профессор! — возмущенно возопил он, — что вы вытворяете?
— Я же отправил вас проверить, не горит ли свет, — недовольно бросил Моравский. — Ну что ж, сами видите: обыскиваю нашего хозяина. А вот и они!
Тадеуш достал связку ключей из внутреннего кармана жилета Карпентера и переложил в свой собственный.
— А теперь, будьте так добры, отец Яков, найдите подсвечник и осветите мне путь. Я хочу осмотреть дом, в частности, меня интересует библиотека, хотя может быть, наткнемся на что-нибудь ещё.
— Вы переходите все границы, профессор. Нарушаете законы людские и законы Божьи. Вам оказали душевный прием, а зная Карпентера, я могу утверждать, что он проявил просто необыкновенное радушие. А вы? Поступаете как мелкий воришка!
— О, дьявол, какой же вы щепетильный, — Тадеуш положил правую ладонь на лоб и склонил голову, — сама святая невинность. Друг мой, вы хотите избавить своих прихожан от Зла?
Священник утвердительно кивнул головой.
— Тогда доверьтесь мне и просто следуйте моим указаниям. Будет гораздо проще, если вы перестанете перечить мне на каждом шагу.
— Мне нужны объяснения, я не желаю действовать слепо.
Профессор фыркнул и нетерпеливо продолжил:
— Не желаю действовать слепо. Почему вы и ваши собратья не применяете этот же принцип по отношению к своей вере?
Заметив недовольство на лице отца Якова, быстро произнес:
— У нас не так уж много времени, чтобы сидеть здесь и болтать. Я и так его истратил, напоив нашего лорда. Хотите объяснений? У меня их нет! Только догадки. Но одно я знаю точно: баргест просто так не появляется. Всегда есть причина. И она сокрыта где-то здесь. Свечи, друг мой!
Тадеуш, не дав опомниться священнику, закупорил бутыль вина пробкой и поднялся на второй этаж. Остановился на самой последней ступеньке лестницы, дожидаясь пока отец Яков, выполнит его поручение. Тот вышел из гостиной с латунным канделябром в руках и застыл возле окна.
— Святой отец, стекло скоро лопнет от вашего взгляда, — усмехнулся Моравский. — Что вы там все время высматриваете?
— Смотрю, не загорелся ли фонарь на фургоне.
Профессор фыркнул ещё раз и залился беззвучным смехом. Свернул налево и пошел по длинному коридору. Священник осторожно, стараясь не погасить свечи, начал подниматься по лестнице. Прищурившись, вгляделся во тьму и никого там не увидел. Пламя перед глазами
