заслоняло взор.
— Тадеуш! — позвал он.
— Я здесь, в самом конце, — откликнулся тот. — Изучаю весьма примечательную дверь.
— Каким образом? Там же темно.
— На ощупь. Здесь ни ручки, ни замочной скважины. Очень интересно. Вы знали о ней, отец Яков?
— Да.
— А почему не рассказали?
— Я забыл упомянуть об этом в письме. Не придал значения, хотя Карпентер упоминал, что доступ в эту комнату был только у лорда Даркфилда. Это важно?
— Возможно. Но попасть внутрь мы все равно не можем. Покажите, где здесь библиотека, друг мой.
* * *
Моравский с комфортом расположился в кожаном кресле и начал перебирать стопку книг, которую приготовил заранее. Придвинул подсвечник ближе, пытаясь разобрать написанное на форзаце.
— Откройте, отец Яков, здесь очень тёмно и душно, — кивнул он в сторону пыльных штор.
Священник выполнил его просьбу, с трудом распахнув окно, издавшее неприятный скрип.
— Карпентер говорил, что лорд Даркфилд не позволял входить сюда с зажжёнными свечами.
— Ну, либо он читал книги только в дневное время, либо был вампиром. У вас есть с собой осиновый кол, отец Яков?
Священник взглянул на лицо профессора, пытаясь понять, шутит тот или говорит серьезно. В полутьме разглядеть эмоции Тадеуша было невозможно.
— Вампиров не существует, — наконец ответил он.
— Как и баргестов, святой отец, как и баргестов.
Профессор погрузился в чтение, быстро пролистывая поэзию, художественную литературу и внимательно просматривая страницы книг, касающихся медицины, истории и естествознания
— Кем бы ни был этот Даркфилд, вкус у него отменный. Это касается и вина, и книг. Vanity Fair: A Novel without a Hero, The History of Pendennis: His Fortunes and Misfortunes, His Friends and His Greatest Enemy» Теккерея, The Egoist Мередита, The Ambassadors Генри, Heather Ale Стивенсона, Through the Looking-Glass, and What Alice Found There Кэролла, Salomé Уайльда, Far from the Madding Crowd Харди. Весьма интересно: прежний владелец и впрямь был человеком образованным.
Профессор встал с кресла и подошел к другой полке:
— On the Origin of Species by Means of Natural Selection, or the Preservation of Favoured Races in the Struggle for Life Дарвина, Hereditary genius Гальтона, Essays of anaesthesia Симпсона, System of Medicine Рейнольдса, Experiments upon the Functions of the Cerebral Cortex Горслея, — хм, образованным и разносторонним был этот лорд, — задумчиво проговорил он, — будь он жив, я бы с удовольствием с ним познакомился бы.
Часы пробили полночь, тучи целиком заслонили луну, дающую слабый свет, и лес вокруг поместья погрузился во мрак. Священник продолжал сверлить его глазами, пытаясь кого-то или что-то отыскать в темноте.
— Хм, — хмыкнул Тадеуш, — а вот это занимательно. Наверное, об этом отрывке, вы упоминали?
Священник подошел ближе и осмотрел фрагмент: на одной странице был анатомический атлас человека, причем довольно умело выполненный. На другой — непримечательный текст: такой можно найти в любом пособии или учебнике для хирурга. Внимание привлекали сноски, написанные от руки на незнакомом языке.
— Не об этом, но эта всё та же латынь, что и раньше. Неизвестный мне диалект.
— Вы не понимаете, о чём здесь говорится?
— Нет, а вы?
— Признаться тоже, — профессор закашлял, прикрыв рот платком. — Чёртова пыль, забивает глотку. Тут бы не помешал переводчик, так сразу я с этим не справлюсь.
С этими словами он аккуратно вырвал страницу, сложил ее вчетверо и поместил во внутренний карман своего костюма.
— Не нести же в повозку книгу целиком, — ответил он на молчаливый вопрос священника.
— А если Карпентер заметит, что вы ему скажете?
— Приглядитесь, друг мой. Эти книги давно никто не открывал, переплеты покрыты многолетней пылью. Не думаю, что Лорд Карпентер большой знаток анатомии и латыни. Наверняка, вы уже заметили, что вино ему ближе, чем книги. А это что тут у нас?
Моравский поднёс к глазам следующую книгу, посвящённую мифологии различных народов. Протёр ладонью запыленную кожаную обложку. Открыл и пролистал несколько страниц.
— Вы только взгляните, друг мой, это же сборник мифов цивилизации шумеров. Смотрите: Энума Элиш, Энки и Нинхурсаг, а здесь, судя по всему, цикл о Гильгамеше и Энкиду. А какие иллюстрации! Такого издания мне видеть не приходилось. Это настоящая драгоценность! Пожалуй, оставлю её себе.
— Не могу не согласиться, что изображения выполнены филигранно, — заметил нависший над ним служитель Господа, — хотя, в целом, это всего лишь сказки и суеверия.
— Неужели? — хмыкнул Моравский и приступил к изучению книги.
Медленно перелистывая, внимательно рассматривая изображения древних богов, полубогов и других мифических существ, заметил очередные сноски на полях страницы. Загнул несколько листов, чтобы позже к ним вернуться. Отец Яков, хоть и не желающий признавать это, увлёкся чтением не меньше профессора.
Оба погрузились в книгу настолько, что не заметили, как в доме садовника загорелся свет. Дверь отворилась, и Монти со свечой и верёвкой в руках прошествовал через лужайку в сторону старого дуба. Фигура в черном балахоне с капюшоном на голове, стоящая за оградой молчаливо наблюдала за садовником, не выдавая себя ни единым движением. Монти прошёл мимо, не заметив наблюдателя.
Двинулся вдоль пруда, достиг ямы, огонь в которой давно потух, и поставил свечку на её край. Потом долго смотрел на упавшую дубовую ветвь, которую никто так и не удосужился убрать. Затем перевёл взгляд на дуб. А после, словно подчиняясь чьему-то приказу, безвольно шагнул по направлению к ограде и начал на неё взбираться.
* * *
— Светает, — с сожалением в голосе, заметил профессор и продолжил — действие снотворного скоро закончится. Пора возвращаться вниз, чтобы хозяин ничего не заподозрил. А я так и не успел осмотреть комнату с диковинами, о которой вы упоминали. А еще нужно успеть сделать одно крохотное дельце.
— Какое? — поинтересовался священник.
— Скоро узнаете, — устало улыбнулся профессор. — А пока, друг мой, верните канделябр на место и продолжайте вести себя так, как будто ничего не случилось. А я прогуляюсь до кареты. Нет, нет, не беспокойтесь, снаружи светло, я уверен, что Зверь не появится.
Священник забрал подсвечник и отправился вниз, не дожидаясь, когда Тадеуш покинет библиотеку. Тот, в свою очередь, собрал ворох вырванных страниц в одну стопку, закрыл окно и, убедившись, что никто не наблюдает, сунул во внутренний карман жакета небольшую книжицу в кожаной обложке. Книгу, больше похожую на личный дневник, который он обнаружил внутри одного непримечательного учебника по медицине.
Затем покинул комнату, заперев её на ключ. Вернулся на кухню, взял в руки бутыль вина, которую они с Карпентером так и не успели распить, и направился к выходу.
— Будьте добры, отец Яков, — обратился он к священнику, вышедшему из гостиной, — отоприте
