— Вот там и там из стены торчат металлические штыри. Видишь?
— Вижу, — признал я, пристально всмотревшись туда, куда она указывала.
— Это опора для рук и ног. Повторяй все точно за мной и поднимешься без труда.
Я так и сделал, хотя не могу сказать, что это получилось у меня совсем уж без труда.
Кирпичная стена закончилась, но только для того, чтобы дать начало новой стене, выложенной, как ни странно, из больших каменных глыб. Что это было, я никак не мог сообразить. И уж совсем странно выглядели самые настоящие колонны, смутно белеющие выше стены.
Мое опасение, что лезть придется так высоко, исчезло, как только мои руки нащупали край отверстия. Через пару секунд я уже протискивался в него, неловко, на четвереньках, а женщина придерживала меня за плечо — слава богу, хоть не втаскивала силой.
2
Стена оказалась толстой, с полметра. Когда отверстие закончилось, мне пришлось перегруппироваться в этой узкой каменной коробке.
— Вот так, хорошо. Теперь опускай ноги. Осторожно. Тут метра полтора высоты.
Наконец я оказался сидящим на ровной и твердой, вроде бы бетонной, поверхности. Здесь было темнее, чем снаружи, но угадывалось помещение достаточно обширное и, самое главное, высокое.
— Где мы?
Мое недоумение было самым что ни на есть натуральным. Вверху я заметил ряд окон, высоких, стрельчатых. Через них проникали цветные отсветы не столь уж далеких неоновых реклам, еще больше подчеркивая иллюзию: казалось, мы находимся в церкви или, может, в чем-то немного поменьше, вроде часовни.
Женщина включила фонарик и повела им по сторонам, старательно прикрывая рукой, чтобы ни малейшего блика не попало в окна.
Я увидел, что помещение, в котором мы оказались, действительно круглое и действительно высокое. Мы находились как бы в цокольной его части, каменные стены которой прорезали редкие квадратные окна. Выше шли основные стены, сходящиеся куполом где-то высоко в темноте. Окон там было гораздо больше, из-за чего нижняя часть помещения, гораздо хуже освещенная, тонула в глубоких тенях.
Луч фонарика не отпугнул их, а просто разрезал, как хирургический скальпель. Впрочем, без всяких последствий: сразу же за ним темнота безболезненно срасталась, делаясь еще более плотной.
— Это башенка в центре главного корпуса.
Женщина произнесла это негромко, но вполне нормальным голосом. Она больше не шептала. Наверное, была уверена, что здесь ее некому подслушать.
Помещение действительно было абсолютно пустым, но на полу неподалеку я увидел следы пребывания здесь человека: спальный мешок, пара картонных коробок, несколько газет, постеленных прямо на пол.
У меня создалось впечатление, что это было ее убежище.
— А здесь безопасно? — задал я наивный вопрос.
В слабом свете фонарика я увидел, как она усмехнулась. Мне ее усмешка показалась совсем невеселой.
— В этом городе везде опасно, — сказала она, без всякого пафоса, просто констатируя факт. — Но здесь можно переждать какое-то время.
Что ж, пока вроде бы все складывалось удачно. Впереди была целая ночь, и я мог надеяться, что кое-какую информацию от нее я все же получу.
— Мне кажется, лучше было бы уйти подальше от этого места, — сказал я задумчивым голосом, отчасти играя, отчасти действительно пытаясь осмыслить ситуацию с точки зрения человека, на которого ведется охота. — Похоже, на тебя напали не просто так.
Вторую фразу она проигнорировала, а на первую ответила.
— Тебе не удалось бы уйти далеко.
Я выдавил из себя нервный смешок.
— Ты меня пугаешь.
Она пожала плечами.
— Вовсе нет. Просто предупреждаю об опасности.
Затравленно оглядевшись, я прижался спиной к каменной стене рядом с квадратным окошком. Думаю, это у меня вышло вполне натурально. И дело тут вовсе не в моих артистических способностях: с некоторого времени я вовсе не играл роль, предписанную мне легендой — как общей для всей операции, так и частной, для данного конкретного задания (сблизиться с «объектом» и получить от него информацию, могущую пролить свет на исчезновение нашего секретного агента). Нет, я давно уже, если подумать, был самим собой — не очень опытным, но все же вполне подготовленным оперативником глубоко законспирированной государственной организации.
Все дело, наверное, именно в этом — в недостатке опыта. Я все еще не настоящий профессионал. Я не могу играть двадцать четыре часа в сутки. Моя жизнь — нормальная, как у всех — оборвалась уже довольно давно, но все же не достаточно давно, чтобы я мог в опасных и трудных ситуациях, таких, как эта, чувствовать себя стопроцентным профи. На самом деле я боялся, на самом деле я уставал, и, какой бы ни была моя форма, как физическая, так и психическая, очень часто подходил к грани, которая отделяет страх от паники или даже истерики.
Как сейчас.
— Во что же я вляпался?
Голос мой изменился, стал чуть дрожащим и сдавленным. Опасность, которая мне грозила, была самой что ни на есть настоящей, и я слишком хорошо понимал, что по крупному счету ни Капитан, ни Стас не могли ее отвратить от меня или, тем более, взять на себя.
Я уже полностью погрузился во все это, погрузился с головой, и избавиться от этого состояния смогу только с окончанием операции.
— Не бойся. Сейчас тебе ничего не грозит.
Невольно из моей груди вырвался смех, нервный, лающий.
— Меня не надо успокаивать. Я не ребенок.
Она тихо сказала:
— Я знаю. Ребенок не смог бы меня защитить.
Мне стало стыдно, но стыд никоим образом не унял моей паники.
— Чего мне еще ожидать от этого города?
— Ты приезжий?
— Приезжий.
— Ты здесь по делу или как?
Неопределенно дернув плечами, я буркнул:
— В общем, по делу.
Она шагнула ко мне.
— Тогда наплюй на все дела и уезжай.
Я помолчал, словно и впрямь прикидывал такую возможность. А потом спросил, сам удивляясь тому, как несмело звучит мой голос:
— А как же ты?
Она опять улыбнулась. И опять это была невеселая улыбка.
— Мне ты не поможешь.
Почему-то к горлу подкатился тугой комок. Я с трудом проглотил его и кашлянул, проверяя, не сел ли окончательно мой голос.
— Как знать… я не такой уж беспомощный, как тебе могло показаться.
Новая улыбка. Кажется, чуть повеселее.
— Я знаю, ты сильный. Не думай, что я не обратила на это внимания. Кстати, откуда у тебя меч?
Вот так-то, парень, а ты думал, это ты сейчас ведешь скрытый допрос «объекта». Во всяком случае, все становится на свои места. Эта женщина вовсе не кинулась безоглядно в новое знакомство, как можно было бы подумать. Возможно, с самого начала она и не воспринимала меня как удачно подвернувшегося случайного прохожего.
«А откуда взялся твой меч, тот самый, что ты носишь за спиной?»
Разумеется, этот вопрос я не задал, не до такой же степени я был дилетантом в своем деле — в секретных операциях по пресечению преступлений, угрожающих интересам государства.
— Это мой меч, — уверенно сказал я, словно мальчишка, на любимую игрушку которого кто-то покусился.
Таким психологическим трюкам нас в изобилии снабжают наши инструкторы по психотехнике и межличностным отношениям. Ты вроде бы отвечаешь на вопрос и в то же время ничего не говоришь по существу. Это важно, если требуется замаскировать тот факт, что ты что-то сознательно утаиваешь.
— Ладно, я у тебя его не заберу, — сказала она с улыбкой.
— И на том спасибо, — в тон ей ответил я.
Мы тихо рассмеялись. И сейчас этот смех вовсе не звучал истерически, скорее, он был освобождением.
Я действительно почувствовал, как с плеч моих сваливается тяжесть. Кажется, полоса опасности действительно осталась позади, и теперь уже можно было немного расслабиться.
Но это состояние длилось лишь несколько секунд.
— А теперь я тебя покину.
— Что?! — воскликнул я с неподдельным испугом.
— Ненадолго, — поспешила она меня успокоить.
