— Мама, ты пришла, — прошептал он отстраненным, быстро угасающим голоском. — Я тебя ждал. Я знал: ты придешь.
Она нежно баюкала его, прижимая к груди.
— Я пришла, мой Дени. — Ее голос был негромким, успокаивающим, словно она боялась разбудить только что заснувшего ребенка, уплывающего в страну сладких грез. — Я пришла за тобой, мой мальчик. Теперь я тебя никогда не покину.
Она шептала что-то еще, ласковое, убаюкивающее.
Я сидел рядом и чувствовал, как с каждым ее словом на плечи мои наваливается новая тяжесть.
Мальчик был мертв, но она не выпустила его из рук даже тогда, когда двое людей в белых халатах, из-под которых проглядывала пятнистая форма штурмового подразделения, бережно приподняли ее и повели через распахнутые настежь входные двери наружу — под холодное весеннее небо, затянутое низкими облаками.
Даже самые мрачные тучи — это всего лишь безвредный туман, поднявшийся над землей.
Самая страшная боль в этом мире принадлежит жизни. Невинному ребенку смерть приносит лишь избавление и покой.
Вечный покой в стране сладких грез.
Эпилог
Несколько долгих недель, проведенных в нашей ведомственной больнице, Лиза находилась между жизнью и смертью.
За это время в городе произошло много событий. Руководство местных силовых структур полностью сменилось. Эпидемия несчастных случаев прокатилась в некоторых, на первый взгляд не связанных друг с другом коммерческих структурах. Руководство крупной международной корпорации выставило ООО «Биотехнологии» судебные претензии, но на первом же заседании выяснилось, что этой фирмы уже физически не существует. Судебным исполнителям не удалось найти и привлечь к слушаниям ни одного ее сотрудника.
Архив фирмы также не сохранился: в арендуемом ею административном корпусе случился сильный пожар и на пепелище удалось обнаружить лишь оплавленное, покореженное оборудование, которое и было предложено истцу в качестве компенсации заявленных ею убытков.
Новый начальник городской автоинспекции проработал в должности всего лишь месяц, после чего был вынужден уйти. Причиной отставки стала ужасающая статистика дорожно-транспортных происшествий, повлекших человеческие жертвы. Если бы кто-то проанализировал всю имеющуюся на этот счет информацию, то выяснилось бы, что разбиваются и попадают под машины граждане вполне определенных категорий. Связанные, например, с предоставлением охранных услуг.
Впрочем, начальство, как всегда, предпочло не выносить сор из избы и в упор не видеть очевидного, тем более что через какой-то месяц статистика пришла в норму.
Жизнь в городе потекла своим чередом. Надвигались выборы мэра, и общественность, быстро позабыв прошедшие события, и без того не слишком-то известные и тем более понятные широким массам, с азартом погрузилась в череду предвыборных скандалов.
Наступила настоящая весна — теплая, солнечная и одновременно дождливая, пора пробуждения романтических чувств и мечтаний о новой счастливой жизни.
В один из этих благодатных дней, под вечер, наша машина остановилась на привокзальной площади, по соседству с подземным переходом, ведущим на остановку электрички.
На минуту в салоне «Фольксвагена» повисла неловкая, напряженная тишина.
Первым ее нарушил Капитан, задумчиво побарабанив пальцами по приборной панели. Звук получился неожиданно громким.
Он смущенно откашлялся, а потом спросил, не оборачиваясь:
— Вы уверены, Елизавета Петровна, что не хотите принять наше предложение?
Лиза, сидящая рядом со мной на заднем сиденье, коротко вздохнула.
— Я говорила уже генералу. Повторю и вам: я благодарна за все, что вы для меня сделали, но… у меня другая жизнь. И мне она больше не принадлежит.
Капитан побарабанил пальцами, а потом сказал вполголоса, словно обращаясь к себе самому.
— Надо бы купить свежие газеты.
Стас на соседнем с ним переднем сиденье вдруг тоже спохватился:
— Я же хотел взять бутылку воды.
С не очень натуральным оживлением они покинули свои места. Хлопнули автомобильные дверцы, отрезая нас с Лизой от шума вокзала.
Мы остались одни.
Я посмотрел на нее, робко и неуверенно, как юноша на первом свидании. Встретил ее взгляд и почувствовал, как меня влечет бездонная пропасть ее глаз.
— Я люблю тебя, Лиза!
Слова эти вырвались у меня вопреки моей воли. Она придвинулась ближе, обняла и прижалась ко мне всем своим телом.
— Я тоже люблю тебя, Малыш. — Я почувствовал, что она плачет. — Буду помнить тебя всегда, всю свою жизнь.
— Прости меня, Лиза, — прошептал я.
Она судорожно вздохнула, подавляя тихий всхлип.
— Прости меня, Малыш.
— Ты не останешься? — спросил я с печалью и все же с робкой надеждой.
Лиза отстранилась, грустно улыбнулась.
— Ты знаешь, Малыш, что я не могу. Ты принял свою участь — жить многими жизнями. А моя жизнь одна. Не я определила это. Не мне это и менять.
— Твой меч, — сказал я с неожиданным чувством обиды, почти ревности.
— Мой меч, — согласилась она. — Теперь я знаю, что он — моя судьба.
Потом она прильнула ко мне на секунду. Быстрыми поцелуями закрыла глаза. Крепко поцеловала в губы.
Я услышал тихое:
— Прощай, Малыш.
Мягко захлопнулась дверца. Я открыл глаза.
Она уже шла к темному зеву подземного перехода, похудевшая после болезни, похожая в своей слишком просторной одежде на юного паренька, едва-едва начинающего жизнь.
Паренек ничем не выделялся в спешащей толпе, разве что чуть прихрамывал и опирался на трость.
Но это пройдет. Ее здоровье, несмотря на очень серьезное ранение, восстанавливалось очень быстро. Уже скоро эта трость станет ей не нужна.
В толчее у перехода она вытащила из кармана и натянула на голову стандартную кепку-бейсболку.
И сразу же слилась с толпой, став такой, как все.
Она так и не оглянулась.
— Прощай, Лиза, — тихо сказал я.
