Второй придерживаю поводья.
Лошадям это место не по вкусу. Вон, жеребец Эдди мотает головой и пятится, но после все-таки идет, покорный воле человека.
А из травы вырастают дома.
Первые походят на огромные муравейники, сложенные из красного камня. Сверху он потемнел, обгорел и покрошился, тогда как боковины остались того особого оттенка, которое имеет освежеванная туша. Дома стояли плотно. Крыши некоторых обрушились, и дыры затянуло паутиной. За домами мы увидели остатки стены, низкой и широкой, проломленной в нескольких местах.
А ведь тихо.
И тишина давит на нервы.
- Держитесь рядом. Так близко, как получится, - сиу держит в руках те самые бусины из камушков. – Город большой, попробуем пробиться через главную площадь.
За стеной начинаются другие дома, тоже глиняные, но уже похожие на коробки. Они стоят плотно, порой слипаясь вместе в уродливые сооружения. Лишенные окон, с низкими кривыми дверями, дома кажутся неестественно хрупкими.
Тронь такой и рассыплется.
Руки я прижала к бокам. Что-то подсказывало, что не стоит что-либо трогать в этом месте.
А мы выбрались на дорогу. Та, к удивлению моему, оказалась довольно-таки широкой. Во всяком случае, было где лошадям разойтись. И Чарли подъехал ближе.
Он все еще был бледным и облезлым, но при том до крайности мрачным.
Сосредоточенным.
- Нехорошее место, - повторил он. А я согласилась. Вот честно, прямо таки эту его нехорошесть я жопой чую. А жопа – не голова, врать не станет.
- Здесь обитали рабы, - сиу то ли услышала, то ли поняла, что надо говорить, пока все не свихнулись. – Их привозили отовсюду.
Земля плакала.
И стонала. А я слышала это. И не только я. Эдди посерел и стиснул в руках ту косточку, что ему Змей передал. А не… нет, спрашивать не стану.
Сам расскажет.
- Рабов выбирали. Кто-то удостаивался милости служить, и отправлялся в Верхний город, дабы остаток жизнь провести подле хозяина. Кто-то отправлялся в поля или на каменоломни, на золотые прииски, да и мало ли где пригодятся крепкие руки и сильные спины. Эти жили дольше.
- Дольше? – вот уж странно.
И кажется не только мне.
- Дольше. Те, кто видел истинный облик кхемет, проникались к ним такой любовью, такой привязанностью, что не могли и помыслить о дурном. Все их существование было подчинено одной-единственной цели: порадовать хозяев. Правда, при том что-то происходило с телом и разумом. Домашних рабов меняли часто.
- А куда девались…
- Их использовали для развлечений. Ты увидишь, человек, - пообещала сиу. А я как-то этому обещанию совсем и не обрадовалась.
Дорога шла.
Дома становились выше и опрятней. Вот слева будто бы загон показался, но, чую, не для скота. И еще один. Остатки помоста, столб, подле которого насыпана куча костей. И снова дома. На сей раз большие, с белыми стенами, с высокими крышами.
- Это дома тех, кому повезло родиться с даром. Их кхемет обучали и селили в Низком городе.
- Знаете, а мне ведь не поверят, - с какой-то тоской произнес Чарли. Привстав на стременах, он крутил головой и отчаянно пытался запомнить увиденное.
- Кто?
- Географическое общество. Я имею честь состоять в нем. И… мне не поверят! Вы позволите сделать слепок…
- Нет, - резко осадила его сиу. – Нельзя. Он чует силу. Он… голодный, этот город. Некогда он питался кровью и жизнями рабов, подношениями, которые делали ему прочие, надеясь избежать этой участи. А потом тех, кто кормил город, не стало.
А прочие, если у них осталась хоть капля мозгов, разбежались. Ну, кто сумел.
Мы проехали мимо загона, на сей раз уцелевшего, может потому, что поставлен он был из камня. И только прутья железные покрылись рыжим налетом. В загоне, в позах самых странных, лежали люди. И не только. Вон… длинное нескладное тело с темной кожей и светлыми волосами.
Сиу?
А там огромная гора, больше Эдди, хотя мне казалось, что больше Эдди никого-то нет. Но это орк и, судя по цвету шкуры, горный. Но людей все одно больше. Они выглядели такими…
- Стой, - дорогу заступила сиу. – Они мертвы, девочка. Очень давно. А еще голодны, как этот город. Не надо их тревожить.
Почему-то я сразу ей поверила.
И отступила.
Мы прибавили шагу. Дома поднимались, становясь с каждой минутой все более роскошными. И подумалось, что если заглянуть в такой, то, верно, сыщется что-нибудь полезное.
И мысль эта не давала покоя.
Мы же уже здесь. Так почему бы не воспользоваться случаем?
- Это площадь, - сказала сиу, когда дома расступились.
Площадь? В Последнем приюте площадью называли вытоптанный закуток между домом судьи и таверной. А тут… она была огромна. Она простиралась во все стороны и так, что видно не было, где заканчиваются края её. Выложенная желтым камнем, она гляделась такой… чистой.
Красивой даже.
Вовсе нетронутой временем.
- Идем в обход, - ноздри сиу раздулись. – Если, конечно, не хотите подкормить город.
Я не хотела, Эдди тоже не выказал энтузиазма. И на площадь он смотрел с опаской. А мы… мы развернулись и пошли, двигаясь по самому краю. Но я все не могла отвести взгляда.
Желтые.
Теплые камни. Такие нарядные… и только пятна их портят. Откуда взялись пятна?
Пятна разрастались. Сперва они походили на плесень, которая постоянно появлялась на старых обоях. Она возникала россыпью темных точек, что терялись в выцветших узорах. А потом точки росли, расползались, спускаясь ниже, наполняя комнаты особым затхлым запахом.
И тут вот тоже.
В нос вдруг резко шибануло кровью. И я поняла, что пятна эти – и есть кровь. Откуда-то издалека донесся вой, что перешел в крик, такой истошный, дикий, что я едва с седла не свалилась.
- Что это? – спросила я тихо.
- Память, - так же тихо ответила сиу. Та, которая с ножами. Она убрала их и теперь сжимала поводья. И я могла бы поклясться, что сиу боится.
Памяти этой.
Самого места.
А над площадью клубился туман. Сперва полупрозрачный, какой бывает на рассвете, готовый истаять под первым лучом солнца, он постепенно обретал плоть и форму, вылепляя то одну, то другую фигуру.
Вот будто стая странных зверей, похожих на волков, если бы те вырастали огромными. И эта стая кружит у сбившихся в кучку… людей?
Не рассмотреть.
Да я и не хочу смотреть. Я знаю, что иногда для нервов и здоровья полезней отвернуться. Только взгляд мой против воли раз за разом возвращается к туману. И волчья стая сменяется огромной тварью, что размахивает руками, норовя поймать тварей поменьше. Те юркие, мечутся, то ли пытаясь уйти, то ли наоборот, нападая.
Туман клубится.
А видения обретают плоть.
И цвет.
Плачет обнаженная девица с волосами столь длинными, что они растекаются по камням. И от заунывного плача её у меня, кажется, кровь из ушей пойти готова. Нервный высокий звук.
Манящий.
- Стой, - повод моей лошади перехватывают. – Нельзя. Это просто морок.
- Не просто, - Эдди бледен. – Они живут.
- Они мертвы.
- И все же живут. В этом месте. Если ступим, то… - он не договаривает, поскольку плач сменяется вдруг смехом, и на площади показываются хрупкие девушки, даже девочки в полупрозрачных нарядах. Они кружатся, кружатся и кружатся, с каждым мгновеньем все быстрее. И когда одна, споткнувшись падает на камни, я с трудом сдерживаю крик. Под девушкой расплывается алое пятно крови, но остальные словно не замечают.
- Их игры были жестоки, - с другой стороны появляется сиу. И она теснит меня от площади. – Кхемет нравился вкус смерти. И вкус крови.
Крови становится больше.
Она сочится из камней, а сами они говорят. И говорят, говорят, я не способна не слышать их голоса. И в какой-то момент они будто переполняют меня. Я затыкаю уши ладонями, но крики пробиваются сквозь них.
- Тише, - мне не позволяют упасть. И ловят. И тянут к себе. Прижимают. – Этого уже нет. Оно было и давно, но уже – нет.
- Нет, - повторяю я, стараясь верить в собственные слова.
