– Вот видишь, у меня ничего нового. Ну что, до связи?
– Подожди, – мямлит Пармезан. – Чего ты в самом деле… Мы все об этом думаем. Мы, если хочешь знать, только об этом и думаем. И не только я… от меня толку мало… а Стаська, и Элька, и Леденец…
– И как? Много надумали?
– Маша, – говорит Пармезан с укором. – Но ведь ты нам ничем не помогаешь.
– От вас тоже помощи негусто, – фыркает Маша.
Она хочет сказать еще что-нибудь запредельно едкое, но останавливает себя на полуслове. Ей в голову приходит неожиданная и крайне огорчительная мысль: что если протокванн все же действует на ее организм? И действие выражается в том, что у нее непоправимо портится характер?
– Бред какой-то… – срывается с ее губ.
– …ты энигмастер, твоя профессия – думать, а не… прости, ты что-то сказала?
Оказывается, Пармезан затеял произносить длинную и, очевидно, заранее подготовленную тираду, которую Маша благополучно пропустила мимо ушей.
Она делает над собой громадное усилие, чтобы вновь не сорваться в сардонический штопор.
– Это ты меня прости, я тут немного задумалась о своем, о девичьем. О чем была речь?
– О том, – с горечью отвечает Пармезан, – что нам тебя очень не хватает. О самом инциденте пока никто не знает. И ты была с этим согласна, потому как придание гласности означает, что очень скоро информация дойдет и до твоих родных. Но по причине информационной изоляции мы вынуждены искать выход собственными силами. Что это за силы, ты знаешь – я, Элька… наша группа. Тезаурус, конечно, оказал нам поддержку… Но ты и сама могла бы…
Пармезан умолкает, потому видит, как Машины глаза наполняются слезами, и это зрелище невыносимо даже для самой сильной мужской натуры. А Гена Пермяков, при всех его достоинствах, ни разу не супермен.
– Гена, милый, – шепчет Маша. – Я тут одна. Совсем одна. Все ждут, когда же я начну умирать, понимаешь? А я никак не умираю. Хотя каждый день, каждую минуту только и делаю, что прислушиваюсь к себе, только и жду, что вот-вот начнется… – голос ее понемногу крепнет. – А ты ждешь от меня эффективного сотрудничества, да? Как от профессионального энигмастера? И тебе невыносимо видеть, как я кисну, слоняюсь из угла в угол, порчу настроение себе и другим? Блин, ты как не поймешь, muermo del diablo[14], что я девчонка, я живой человек, я смертник в ожидании казни?!
Ее колотит – не то от злости, не то от озноба.
Неужели началось?..
Маша вываливается из кресла и опрометью кидается к полке возле пыточного кресла. Там валяется медицинский браслет, который она ни разу не надевала, потому что он теснит запястье и по цвету не подходит ни к одному наряду. Он мерзко-болотно-зеленый. Но зато способен моментально измерять температуру. Трясущимися пальцами Маша прилаживает браслет на левую руку. Малодушно отворачивается и даже жмурится. Затем искоса, одним глазком начинает считывать показания. Пульс сто двадцать… ну еще бы! Температура тридцать шесть и шесть… Уффф!
– Маша, Маша, что там у тебя происходит?! – убивается Пармезан.
Она неспешно залезает в кресло с ногами и взирает на него приветливым взглядом мультяшного олененка.
– Все хорошо. Померещилось. Но я в порядке, правда. Сейчас выпью еще кофе с молоком, слопаю творога с джемом – с апельсиновым! – и начну думать.
– А не врешь? – недоверчиво спрашивает Пармезан.
– Гена, ты серьезно полагаешь, будто я не хочу понять, в чем мой маленький секрет?
– Когда ты не злишься и не хандришь, то нравишься мне гораздо больше, – удовлетворенно урчит Пармезан. – А когда наоборот, то тебя просто жалко, и все.
– Не волнуйся, – успокаивает его Маша. – Я еще много раз буду и злиться, и хандрить и всевозможно кукситься. Нас ожидает эмоционально насыщенное общение. Вы ведь пока не собираетесь меня бросить насовсем?
– Ну вот сама подумай, о чем ты говоришь! – Гена с осуждением качает головой.
– Я держу вас на привязи уже почти два месяца, а у вас и без меня полно работы…
– Все, что мы делаем для Тезауруса, – веско произносит Пармезан, – мы можем делать, не покидая окрестностей Бханмары.
– Мило, – говорит Маша. Ей, как ни грустно такое признавать, снова хочется вредничать. – А зачем вы угнали «Трурля»?
Это болезненная для всех тема, до сих пор ее как-то удавалось обходить. Но сегодня Маша решила выговориться. И продолжить свое заточение обновленной, умиротворенной, открытой для новых идей и гипотез.
– Ну, ты же понимаешь… – мямлит Пармезан, глядя на нее с экрана видеала. Вернее, куда-то мимо нее, потому что ему стыдно.
Если бы он не находился отсюда за несколько парсеков, Маша бы его больно стукнула. Ну, или хотя бы попыталась укусить.
– Не понимаю, – говорит она сердито, с новой остротой ощущая свое полное бессилие. – Вы что, серьезно думали, что я сбегу?
– Н-ну… карантин есть карантин. Следовало исключить всякую возможность.
– Ну и дураки!
В глубине души она понимает, что иначе было нельзя. Не дано предугадать, что может прийти на ум человеку в минуты отчаяния. Да, Маша не давала повода усомниться в ее адекватности и способности контролировать собственные поступки. Но что станется, если протокванн все же начнет делать свое черное дело и механизмы сознательного контроля окажутся разрушены?
Краем уха она слышит обрывок фразы:
– …Гарин интересовался.
– Пока, до связи… ПОВТОРИ, ЧТО ТЫ СКАЗАЛ!
– Утром на стационар прибыл Гарин, – охотно повторяет Пармезан. – Очень интересовался твоим состоянием. Хотел поговорить. Как он выразился: если ты сочтешь для себя приемлемым… Я же говорил, что Тезаурус оказал нам поддержку. Вот Гарин и есть поддержка. Что ты вдруг разволновалась?
– Я?! Да нисколько…
– Пока он изучает материалы и беседует с Элькой, а потом…
– НЕТ!
Пармезан, окончательно потерявшись, снова неслышно шевелит губами, как золотая рыбка в аквариуме.
– Не сейчас, – говорит Маша, стараясь казаться спокойной. У нее это неважно получается, ну да для Пармезана сойдет. – Я пока не готова. Мне нужно…
– Нужно – что? – осторожно уточняет Гена.
«Переодеться, балда ты! – мысленно вопит Маша. – Сделать приличную прическу и набросать на лицо хотя бы видимость макияжа, что тут непонятного?!»
– …сформулировать некоторые гипотезы, – поясняет она дрожащим голоском. – Кое-что перепроверить. Окинуть свежим взглядом.
– Понятно, – говорит Пармезан, хотя по его виду такого не скажешь.
На этом они скомканно прощаются, расходясь по разным углам Галактики с тем, чтобы осмыслить итоги беседы.
Маше это дается нелегко. Вместо связных мыслей в голове у нее царит хаос. Или, выражаясь более деликатно, поток сознания.
