тут вы? У меня беда. Мне плохо! Надо решать мои проблемы. А вы все о себе. Нельзя же быть настолько самолюбивым, мастер Юсупов. Вы все же душеправ. И вы клятву давали. И должны меня спасать.
От его голоса у меня зазвенело в ухе, и я отодвинул аппарат от головы. Однако это не помогло, и я слышал Федора очень отчетливо.
— Исправляйте все, Василий Михайлович. Скажите, что мне надо делать?
— И вы выполните все, что я вам посоветую? — уточнил я.
— В пределах разумного, — тотчас отозвался артист.
— То есть, у вас снова условия, — протянул я, старательно имитируя разочарование.
— Я не принадлежу себе, господин душеправ. И не могу решать…
— … в какие двери входить, — закончил я за него и приготовился к крику.
Но мужчина меня удивил и неожиданно решил завершить разговор. Я даже проверил, не показалось ли мне, хотя короткие гудки были красноречивее слов. Я смотрел на экран и считал про себя секунды, решив, что десяти вполне хватит. На девятой экран вспыхнул. Я с довольной ухмылкой нажал на кнопку приема и вежливо произнес:
— Слушаю.
— Я полагал, что вы мне друг, Василий Михайлович. Не думал, что вы опуститесь до оскорблений… — начал Федор отповедь, но я его перебил.
— Давайте начистоту: вы решили меня использовать. Когда узнали, что я уволился от Дельвига, то вы могли бы воспользоваться его добротой и отменить все наши сеансы. Мы оба знаем, что вы считали их излишними и не горели желанием получить помощь.
— Она не была мне нужна в том вопросе, — согласился артист.
— Именно так вы считаете, — не стал спорить я. — И полагаю, что вы могли бы избежать визитов к душеправу. Но решили приехать ко мне. Потому как были уверены, что вам это выгодно. И знаете, кажется, я понял, в чем эта самая выгода заключается.
— И в чем же? — осторожно спросил Федор.
— Вы решили сбросить на меня вину за произошедшее. Думаю, что вы посчитали, что если на вас начнут давить, то вы вполне можете сказать, что молодой и неопытный душеправ не справился с вашей терапией. Что он посоветовал вам развеяться. И подтолкнул отправиться получать яркие эмоции в какое-нибудь нехорошее место.
На другом конце провода молчали. Я каждую секунду ожидал, что в динамике зазвучат короткие гудки.
— У вас богатая фантазия, — процедил после паузы Федор.
— А у вас плохой секретарь. Это он вам посоветовал провернуть подобный трюк? — осведомился я. — Имейте в виду, что я квалифицированный мастер. А значит, могу отчитаться за каждое сказанное на сеансе слово.
— А как же тайна лекаря? — тотчас вскинулся Федор.
— На дисциплинарной комиссии все тайны будут сорваны. И поверьте, после этого могут возникнуть вопросы к душеправам, которые занимались вами ранее. Их тоже могут расспросить о том, как проходили ваши сеансы. Не составит труда выяснить, проводили ли они с вами терапию или вы просто получали справку на руки.
— Вы серьезно? — деловито уточнил мужчина. — Не шутите?
— Какие уж тут шутки, — усмехнулся я.
— Но все это будет оставаться внутренним расследованием, — предположил артист. — Я скажу, что неправильно вас понял. Что до прежних душеправов, то это они нарушали закон. А я всего лишь считал, что мне не нужна помощь и они со мной соглашались. И за это я платил за приемы.
— Все так, — терпеливо продолжил я. — Но вы должны понимать, что тайну проще хранить, когда о ней знают двое. Когда же начнут вскрываться эпизоды, то знающих о вашей практике «недолечения» станет все больше. Как считаете, сколько душеправов могут пострадать? Сколько у них помощников и секретарей?
— На что вы намекаете? — голос Федора стал глухим.
— Кто-нибудь обязательно расскажет эту историю репортерам.
— Вы мне угрожаете? — прорычал певец.
— Не повредите связки, — посоветовал я. — И это не угроза. Мне не о чем беспокоиться. Я пройду любую проверку, а потом подам на вас в суд за клевету. Даже если суд будет закрытым, вы не сумеете избежать наказания. Вы не с тем связались, Федор Борисович. Пусть я не имею большого опыта в лекарском деле, но могу защитить свою репутацию. Вы не учли этого?
— Вы все не так поняли, — мужчина откашлялся.
— Вы поступили скверно. И сделали это вновь. Раз за разом вы позволяли себе дурное и решили, что вам все позволено.
— И что же вы станете с этим делать? — вдруг злобно уточнил собеседник, и я тяжело вздохнул:
— Лечить вас буду, Федор Борисович.
— Зачем мне это? — опешил артист.
— Я могу стать вашим спасением, Федор Борисович. На самом деле я считаю, что все ваши поступки вы совершаете не потому, что непроходимо глупы…
— Что? — артист задохнулся от возмущения.
— Глупых порют на площади, Федор Борисович. А вот заблудившихся — лечат и прощают. Решите сами, к кому вы себя относите. И если хотите выбраться из этой ситуации без потерь, то попрошу вас согласовать свой визит с моим секретарем. На этом я с вами прощаюсь. Времени на праздные разговоры у меня нет.
Я сам завершил вызов и усмехнулся, подумав, что мне удалось удивить звезду. Пожалуй, он сейчас в шоке.
Телефон тренькнул, и я решил, что Федор надумал оставить за собой последнее слово. Но ошибся. Видимо, он был все же неглуп.
Сообщение пришло от моего приятеля Дениса Алексеевича. Он написал, что прибыл в столицу и хочет увидеться. Я уточнил удобное для него время, и он удивил предложением встретиться через час в кафе, где мы часто любили обедать. Я согласился и направился в гостиную.
— Так какие у вас планы? — спросила у меня Муромцева, которая все еще казалась хмурой.
— Отвезите меня в кафе, — попросил я.
— Кто же так приглашает девушку? — Петр сделал вид, что возмущен моим предложением.
— Ах да, — я хлопнул себя по лбу, — забыл сказать «пожалуйста». А пока я буду занят там, то попрошу вас отвезти документы на мое бывшее место работы.
— Я вам не доставщик, — произнесла девушка с достоинством.
— Сейчас вы мой секретарь, — напомнил я. — И я немного устал вашего недовольства, Виктория Ильинична. Хватит капризничать и
