- Кто-то не выдержал первым. Я помню отчаянный крик. И… тот парень забрался на бортик, чтобы спрыгнуть…
- Утонул?
- Кто ж ему позволит-то? Мы с сопровождением шли. Вот наставник и включил глушилку. Это такой подавитель, вроде браслетов, хотя… жестче. Я помню навалившуюся тяжесть, а потом темноту. Очнулись мы ближе к вечеру, уже в казарме. Наставники ругались. Как они ругались…
- С душой? – уточнила Милисента.
- С нею. Нам долго выговаривали, что мы болваны, не способные следовать простейшей инструкции. Что еще одно подобное происшествие, и нас отправят домой с отметкой о непригодности к службе. Да и не только. Главное, что на казармах был установлен защитный контур. И снаружи, и изнутри. Плюс у каждого имелись собственные амулеты. И наставники проверяли их работу каждый день.
Чарльз дернул шеей.
- Мы оставили там двоих.
К счастью, Милисента на сей раз воздержалась от вопросов.
- Один… я его не слишком хорошо знал. Тихий парень. Из теоретиков. Потом говорили, что он подавал большие надежды. Он просто взял и повесился. В старом храме. Второй подорвался на собственном заклятье. Сотворил конструкт, как вот ты. Что-то очень простое. Он накачивал его силой. И смеялся. Накачивал и…
- А наставники?
- Не успели. Или… не захотели, - Чарльз повернулся к окну, за которым простирались пески. Темные. Напитанные эманацией смерти, пусть и не такой плотной, как там, на острове, но все же опасной.
- В каком смысле?
- Это… студенческая байка, что ли? – почему-то именно сейчас, должно быть из-за треклятых этих песков, говорить о подобных вещах было легко. – Правда, уже не уверен, что байка. Нестабильные маги опасны.
Милисента помрачнела.
- Сила влияет на рассудок. Не знаю, может… - Чарльз накрыл рукой камень. – Может, был прав Сассекс, и разгадка в том, как формируется мозг? Главное, что сила влияет на рассудок. Это основа основ. Есть даже теория, которая гласит, что у женщин дар не развивается именно потому, что они более разумны и сдержанны от природы. Вот сама их суть и противится магии. Мне это кажется несколько упрощенным, но что-то в этом есть. Так вот, не часто, но бывает такое, что дар, открываясь, губит своего хозяина.
- Ты же говорил другое! – возмутилась Милисента. – Что магия хозяину не навредит.
- А она и не вредит.
- Не понимаю.
- Тут… наверное, проще с примерам. В учебнике, помню, был описан случай, когда мальчик, только-только открывший в себе дар, решил, что может летать. Мысль эта настолько его захватила, что он оказался не способен удержаться и не попробовать. Сперва он спрыгнул с подоконника, потом с крыши родительского дома. Отделался переломом обеих ног и угодил в лечебницу, сперва обычную, а после для душевнобольных, ибо оказалось, что никто-то не в состоянии его переубедить. Он бредил мыслью о полете, не желая говорить ни о чем, кроме как о том, что превратиться в птицу. Другой ребенок решил, что его родители – вовсе не те, кто его воспитал. И что он был украден у настоящих, найти которых он мог, только избавившись от нынешних.
Чарльз прикусил язык.
Проклятье, об этом точно говорить не следует. И вспоминать, сколько шуму наделало это убийство. В парламенте вновь заговорили об ограничительном эдикте, обязательных проверках на одаренность и психиатрических экспертизах магов.
- Короче, они свихнулись, - подвела итог Милисента, явно не собираясь ни ужасаться, ни в обморок падать.
- Именно, - Чарльз выдохнул с некоторым облегчением. – Дар у них был. И яркий, выраженный, но разум подвел.
- И остров таких, скорбных разумом, помогает выявить? – она поежилась.
И Чарльз ощутил, как накатывает знакомая волна.
- Руку, - он протянул свою и Милисента молча вложила пальцы. – Закрой глаза. Представь, что тебя окружает стена.
- Эдди запретил магию.
- Направленную кнаружи. Эта же напротив, отсечет нас от внешнего воздействия.
Она пыталась, Чарльз видел. Но щиты, тем более под давлением, требуют не только сосредоточенности, но и отличного контроля.
- Сядь ко мне. Пожалуйста.
И вновь Милисента молча пересела. Она оказалась вдруг так близко, что Чарльз невольно смутился. И тотчас обругал себя: не сейчас. Что-то подсказывала, что та, первая волна, прошедшаяся по сердцу наждачкой, лишь начало.
А могли бы предупредить.
И словно отзываясь на мысли его, поезд загудел. А гудок сменился протяжным хриплым воем:
- Внимание! Темная буря на пути… внимание…
Что-то снаружи заскрежетало, и, отсекая остатки солнечного света, стекла накрыло стальными щитами. Чарльз вздохнул с облегчением. Если поезд и вправду ходит по этим пескам, то местные должны быть в курсе опасности. А стало быть, они бы и придумали, как от неё защититься.
Определенно.
- Где Эдди? – Милисента вскочила.
- Сядь. Не маленький. Позаботится. А я должен позаботиться о тебе. И себе. Маги куда более чувствительны к темным эманациям, чем обычные люди.
Он старался говорить громко и спокойно.
- Дыши. Давай, вдох и выдох.
- Я не собираюсь вешаться! – возмутилась Милисента и попыталась руку отобрать. Но Чарльз не позволил.
- Это пока. Была лишь первая волна, но что-то подсказывает, что не последняя.
Вновь раздался гудок, и тот же хриплый голос, почти мешаясь с воем ветра, предупредил:
- Внимание. Рекомендуем активировать защитные амулеты. Внимание. Предупреждаем, что возможны ментальные пробои.
- А это что за хрень?
- Скоро поймешь, - Чарльз шкурой ощущал приближение новой волны. Пока далекая, она жила где-то там, в пустыне, которая возникла… проклятье, не сама собою возникла. Подобные места никогда не возникают сами по себе.
Сюда пришла смерть.
И осталась.
Обжилась.
- Оно… оно плачет! – Милисента вскочила, но тотчас села. – Я не хочу это слышать!
Плачет. И стонет. Говорит тоненьким голосочком, будто ногтями по стеклу. стекло закрыто, что просто-таки не может не радовать, но ментальный пробой накрывает поезд.
Или только им так повезло?
- Дыши, - Чарльз притянул девушку к себе. – Дыши и думай только о том, как дышишь.
Она икнула.
- Вдох. И выдох. И снова вдох. Выдох.
Оно просилось внутрь. Оно умоляло впустить. Оно жаловалось на холод снаружи и тоску, которой делилось щедро. Оно вытянуло все то хорошее, что было у Чарльза, оставив лишь чувство собственной неполноценности. И выставленный щит не помог.
Этот щит был сродни хрупкой скорлупе, по которой уже побежали трещины.
Тронь и осыплется.
Не трогай, но все одно осыплется, облетит сухой пылью. Так что немного осталось.
Милисента, кажется, заплакала. И слезы её заставили очнуться.
- Проклятье… - Чарльз прижал её к себе сильнее, так сильно, как мог. И ощущение живого тела рядом, тепло его, стук сердца, отрезвили.
Нет уж.
Он маг, в конце концов.
Дипломированный.
И способный удержать щит Эрмаха. Даже при том, что в прошлой жизни его и создать-то не всегда получалось. Но теперь…
- Поделишься силой? – спросил Чарльз шепотом.
Собственная казалась тяжелой, тягучей, как сироп на морозе. И он с трудом удерживал концентрацию. Но надо.
Он должен.
Он военный. И вообще… если он умрет, то… Августа вернется домой. К матушке. И они будут жить вдвоем. Недолго. Кто бы ни стоял за этой историей, Бишопы ли, матушкина ли родня, или вместе, живая матушка им не нужна, как и Августа.
Поэтому Чарльз должен.
И у него получилось.
Тогда, на экзамене, он матерился про себя, ибо изо всех щитов достался именно этот. А теперь… теперь знакомое плетение разворачивалась, отсекая ментальный шепот.
Вот так.
Стабилизировать.
Оставить питающие потоки, которые позволят удержать щит малой силой. И прислушаться к тому, что происходит. А вокруг явно что-то да происходило.
Сперва вагон содрогнулся, а потом… кажется, они пошли быстрее, что было логично. Защита или нет, а из бури требовалось выбраться. Вагон раскачивался и скрипел, и появилось опасение, что он просто-напросто сейчас завалится на бок.