Зи первый раз в жизни собралась за границу. Разумеется, все должно пройти идеально.
На сколько позволяет бюджет, разумеется.
В Бергюзе целый ряд дилижансовых компаний, и каждая предоставляет много услуг. Увы, в конечно итоге, все сводится к одному: больше заплатишь — гарантированнее доедешь. Именно так, а не быстрее, как думают те, кто не ездил в другие страны. Отец любил говорить, что поездка — уравнение со множеством переменных: экипаж, лошади, дорога, погода, кучер и раздолбаи. К последним относятся все, кто отвечает за смену лошадей, ремонт мостов и отсутствие на дороге сюрпризов: века без войны не отменяют грабителей.
Потом отец обычно мрачнел и добавлял: "Если бы не проклятая война и потеря двух стихий из четырех, мы бы сейчас летали по всем миру — не на дурацких метлах, нет — в комфортных экипажах с крыльями." В детстве воображение отказывалось нарисовать дилижанс, летящий сам по себе — я представляла кареты, запряженные драконами. Это было невероятно красиво…
— Аль! А-а-аль! Ты что — ухитрилась стоя заснуть?! Пора на посадку! Нас ждут приключения!
"Бедная милая наивная Зи. Так. Делаем счастливое лицо, не портим подруге радость. Авось и доедем…"
* * *
Компания позаботилась создать праздничное настроение: сбруя четверки коренастых лошадок была украшена мишурой — глупость несусветная, ведь ее немедленно сдует ветром. Дилижанс снаружи и внутри декорировали еловыми веточками.
— Кошмар! — ужаснулась долговязая дама в старомодном пенсне. — У меня аллергия на хвойные! Вы не против, если я… — умоляюще взглянула она на попутчиков.
— Нет! Что вы! Нисколько! — ответил разноголосый хор людей, прекрасно понимающих, каково быть запертыми с тем, кто непрерывно чихает. Некоторое время мы дружно выкидывали украшения в окна. Заодно перезнакомились — праздничный вандализм объединяет.
— А теперь признавайтесь, — строго сказала сухощавая старушка с лисьем манто. — Кто прихватил съестное с чесноком, луком или еще чем-нибудь вроде?
— Я взял сэндвичи с яичницей и бифштексом! — отрапортовал старичок-измененный, похожий на ванЛюпа, но без усов.
— Знаю, дорогой, — вздохнула старушка. — Я сама их тебе готовила.
Почтенный господин Госсенс покосился на супругу, словно увидел ее впервые, перевел взгляд на нас с Зи, улыбнулся до ушей и тряхнул головой. Улыбка осталась, а вставные челюсти захлопнулись со щелчком. Гортензия, не удержавшись, прыснула в перчатку.
— Я не ем острое, пряное, жирное и слишком соленое, — чопорно сообщила госпожа де Ёнг, протирая пенсне. Она могла и не рассказывать нам, что преподает в лицее для девочек — коллег я чую за милю. Господин Госсенс взглянул на учительницу, потом на нас, и состроил гримасу "я умер". Кажется, он начинал мне нравиться.
— Мы ничего такого не брали, — заверила спутников Зи. Все взгляды устремились к последнему пассажиру — ученику Гильдии Часовщиков. Юноша посмотрел на нас с вызовом:
— А я взял! Бутерброды с луком, томатной пастой, бобами и майонезом!
Повисла напряженная пауза.
— Но матушка подкараулила и заставила выложить, — закончил он подчеркнуто мрачно. Старик Госсенс захохотал, молодой человек фыркнул, учительница неодобрительно поджала губы, старушка лишь покачала головой.
Гортензия обернулась ко мне и легонечко ткнула локтем. Без слов было понятно: она уже наслаждается путешествием. Я кивнула, соглашаясь, что начало вполне удачное.
* * *
Уходили вдаль дорожные и почтовые столбы. Оставались позади города, более заслуживающих звания деревень, и деревни, ничего из себя не изображающие. Менялись лошади и кучера, пассажиры выходили размяться и снова спешили внутрь: мороз подправил дорогу, но не располагал к пешим прогулкам. Только во время шестой или седьмой остановки, ближе к вечеру, я заметила еще одного пассажира: кто-то решился рискнуть здоровьем и ехал наверху, рядом с багажным отделением. Укутанный в плащ и шарф, человек совершенно точно был мужчиной — это все, что я смогла разглядеть.
Мало ли кто и почему едет в Лютецию за полцены. В конце концов, границу просто так ему не пересечь. Беспокоиться не о чем. Почему же тогда я беспокоюсь, как последняя истеричка?
Чтобы отвлечься, согреться и не расстраивать раньше времени подругу, я купила в крошечной местной таверне то, что хозяйка упорно называла "безалкогольный грог". На поверку оксюморон оказался горячим компотом, в который пряностей добавили больше, чем прочего. Ошпаренный язык прекрасно отвлек от подозрений, а пряности неожиданно сработали как снотворное.
* * *
Дилижанс резко остановился. Слишком резко — меня не только вытолкнуло из дремоты, но и швырнуло на сидящую напротив госпожу Госсенс. Оказывается, я благополучно проспала до самого утра. Мы со старушкой рассыпались было в извинениях, но молодой часовщик оборвал нас:
— Шшш! Там что-то серьезное!
Все, кому позволяли места, прильнули к окнам. Невыразимое облегчение: никто нас не грабил. Но почему, в таком случае, мы остановились среди укрытых снегом полей? Поблизости не было видно ни станции, ни деревни, ни даже указательного столба.
Зато рядом был встречный дилижанс, и прямо сейчас его кучер что-то втолковывал нашему.
— Полагаю, нужно выйти и все разузнать! — объявил старик Госсенс, решительно распахнув дверь.
— Я не выйду! — отрезала госпожа де Ёнг, поджав губы так, что ее рот стал похож на щель почтового ящика.
— А и ладно, — отмахнулся старик. — Кто-то же должен прикрывать нам тылы.
Идея настолько не понравилась учительнице, что она моментально выскочила наружу.
Новости, рассказанные кучером, оказались не фатальные, но и не радостные. Снегопад в сочетании с сильным ветром создал ту самую переменную, о которой говорил отец: проехать обычной дорогой было никак нельзя. Нужно ждать, и ждать долго, пока не уберут снег и упавшие деревья. Это не конец Мироздания, но полностью собьет график. Да, потом можно ехать быстрее. Можно будет сменить лошадей на лучших. Потребуется лишь одна мелочь.
До-пла-тить.
Когда кучер назвал сумму, лица вытянулись практически у всех пассажиров. Я не видела только лица того типа, который ехал на крыше — он до самых глаз был укутан шарфом. Учительница, мелкие лавочники, студент и госслужащие. Мы не могли позволить себе подобные деньги.
— Я все понимаю… — развел кучер руками, — что ж я — нелюдь какой.
Оказалось, был еще вариант: рискнуть, как поступил кучер встречного дилижанса. Сделать крюк по местам, давно уже не опасным, но и не слишком приятным: дорога шла через болота, мимо сгоревших лесов. Никакого жилья поблизости. Мало шансов на помощь, даже если вовремя выпустить почтового ворона.
С одной стороны.
С другой: вот они — двенадцать счастливцев, которые к ночи уже будут в Бергюзе готовиться к празднику, вместо того, чтобы грустить на станции, мерзнуть в поле или возвращаться ни с чем.
— А давайте проголосуем! — звонко выкрикнула Гортензия.
— Поддерживаю, — улыбнулся старик. Один за другим пассажиры решались, пока не остался лишь укутанный незнакомец.
— Сынок, не знаю, как тебя звать, прошу: подними эту чертову руку, — сказал лавочник.
Спустя десять минут мы свернули к болотам.
* * *
Чем дальше, тем печальнее становился пейзаж за окном — но не страшнее, наверное, дело было в том, что солнце стояло еще высоко. Ночью обгоревшие стволы наверняка были жуткими, днем же делали мир похожим на рисунок маленького ребенка. Толстые кривые линии с парой-тройкой потоньше — деревья, желтовато-бурые кочки там и тут — вместо земли, между кочками — пустое незакрашенное пространство. Зачем тратить краски, если белесое небо отражается в не успевшей замерзнуть воде.
Нелепый рисунок обступал дорогу все теснее, вскоре деревья-уродцы почти касались ветками дилижанса. Кучеру пришлось сделать остановку — чтобы убрать с дороги обломок ствола. Потом — еще раз. Потом — чтобы пассажир с крыши перебрался к нему на козлы.
