Сначала Роман потерял дар речи. Он хлопал глазами и жадно хватал ртом воздух. Но потом он пришел в себя и разразился такой грубой бранью, какой Ирина еще не слышала от него.
— Ты что, дура, с ума сошла?! Это же деньги! Ты хоть знаешь, сколько ты сейчас выбросила моего труда?
— Я знаю, сколько я выбросила свою страданий! — бесстрашно ответствовала Ирина, пятясь от наступающего на нее мужа. — Я думала, ты приехал домой, к любимой жене, а оказывается, тебе просто негде было пересчитать свои барыши! Тебе не терпелось узнать, сколько же ты на этот раз урвал от жизни!
Роман продолжал наступать на нее. Кулаки его сжались, глаза хищно сузились, желваки заходили на скулах.
— Что? Ударить хочешь? — громко закричала Ирина. — Смотри, я буду оказывать сопротивление! Этот процесс может затянуться, а тем временем твои денежки тю-тю. Лучше возьми фонарик и беги под балкон.
Роман сплюнул, выругался и выбежал из квартиры. Через некоторое время он вернулся и вполне доброжелательно сообщил:
— Если я не ошибаюсь, — все деньги оказались на месте. Дай бог здоровья тому, кто поставил уличный фонарь под наш балкон.
Ирина ощутила разочарование.
— Жаль, — холодно сказала она. — Надо было их разорвать.
— Иринчик… — устремился к ней Роман. — Не сердись ты на меня.
Она отшатнулась и прошептала:
— Лучше не подходи.
После этого случая Роман стал более, внимателен, снова нежен, но Ирина уже ощущала в обществе мужа такое же одиночество, как раньше во время его отсутствия. Она уже не верила в его любовь. Каждое ласковое слово казалось лживым. Перед глазами слишком часто возникала одна и та же картина: Роман, жадно пересчитывающий на брачном ложе пачки денег.
На все его оправдания и доводы она неизменно отвечала:
— Мужчина, разлученный с любимой женой на неделю, не этим должен был заниматься на кровати по возвращении домой.
Ирина уже не тяготилась одиночеством. Когда муж уходил по своим таинственным делам, она доставала учебники и принималась грызть гранит наук.
— На следующий год буду поступать в мединститут, — твердо решила Ирина.
* * *
Рождение сына ознаменовалось шумным приездом Надуевых, их щедрыми посулами новорожденному домов, дач и машин в будущем и набором ситцевых пеленок в настоящем.
К удивлению Ирины, Роман проявлял к сыну гораздо меньше внимания, чем она ожидала. На ее упреки отвечал:
— Боюсь я маленьких детей. Вот подрастет, тогда другое дело.
После рождения сына в отношениях супругов ничего не изменилось, разве что Роман еще реже стал бывать дома. Ирина устала интересоваться, когда же он начнет делать из нее самую счастливую женщину в мире, как обещал когда-то. Несмотря на то, что муж зарабатывал много (Ирина даже не представляла, сколько), она постоянно ощущала острый дефицит средств. Добровольно Роман не слишком щедро ссужал жену деньгами, просить же Ирина не любила.
Однажды он не нашел чистой рубашки и попытался устроить по этому поводу скандал, но она спокойно ответила:
— Почему ты решил, что я должна тебе стирать?
— А кто же должен это делать? — искренне изумился Роман.
— Тот, кто меньше времени уделяет семье. Я не могу разорваться на части. Обслуживаю себя, ребенка, да еще и тебя?
— Но ты же видишь, что я с утра до вечера работаю. Еле ноги домой приношу.
— Вижу. Но проку от твоих походов — чуть. Этак и я могу приходить за полночь, а ты мне свежее белье стели и ужин в постель подавай за сто рублей в месяц.
Роман злорадно ухмыльнулся.
— Ты же противница больших денег, — ехидно произнес он.
— Может быть, но и сторонницей бесплатного труда я тоже никогда не была. Попробуй заведи за сто рублей в месяц наложницу, няньку, прачку, кухарку и горничную одновременно. Боюсь, ее не будет интересовать, сколько времени ты проводишь в работе и как устаешь. А большей суммы я еще ни разу от тебя не получала со дня нашей свадьбы.
Роман не ожидал такого бунта и даже растерялся.
— Ты что, Иришка, считаешь что я жадничаю? Я пашу как проклятый! Все деньги вкладываю в дело! Это же наше с тобой будущее! Через несколько лет мы будем очень богаты и уже наверняка. Я и себе во всем отказываю ради дела, ради будущего…
Ирина метнулась в прихожую и вернулась со старыми сапогами в руках.
— Вот, видишь? Через несколько месяцев я в это будущее буду шагать по лужам с дырками на носках! — со слезами в голосе выкрикнула она и уже тише добавила: — Если, конечно, мама не купит мне новые сапожки.
Роман взглянул на сапоги, своими оторванными подошвами нагло требующие каши, и виноватым голосом сказал:
— Откуда же я мог знать? Ты же молчишь… Купим, завтра же купим тебе… Черт! Завтра я уезжаю.
— Вот, вот, — грустно вздохнула Ирина. — Не могу больше так жить. Я не знаю, чем ты занимаешься. У тебя постоянно «крутятся в обороте» крупные суммы, к которым нельзя Даже прикоснуться, ты куда-то уезжаешь, откуда-то приезжаешь. Звонят какие-то незнакомые люди, передают какие-то пароли… Может, ты агент иностранной разведки? Зачем мы тянем эту лямку? Я давно уже тебе не нужна! Мы и спим-то вместе через раз, господи, какой там через раз! Через месяц! Ты меня не любишь…
Роман схватил Ирину на руки и долгим поцелуем прервал ее обвинения. Она пыталась вырваться.
— Вот и сейчас ты… — хотела продолжить она, но он снова взял ее губы в плен.
Положив жену на кровать, он нежными поцелуями покрыл ее лицо, руки, волосы, приговаривая:
— Кто тут глупый? Кто тут скандалит?
Ирина некоторое время стремилась отбиваться, но потом обессилено откинулась на покрывало и разрыдалась.
— Родная, я виноват. Увлекся работой, бросил жену одну, вот ты и одичала. Прости. Я тороплюсь, хочу все сразу…
— Ты обещал няньку, когда родится ребенок, — выговорила сквозь рыдания Ирина, — где она? Я даже к маме не могу сходить. Виталика не с кем оставить. Все одна, одна, одна! Как мать-одиночка! Если это самая счастливая женщина в мире, то как же выглядят несчастные?
Роман обхватил руками голову и мученически закатил глаза к потолку.
— Ну потерпи еще немного! Обещаю, скоро все наладится. Умоляю, дай мне несколько месяцев. Хорошо?
Ирина тяжело вздохнула и, пересилив внутренний протест, прошептала:
— Хорошо.
* * *
Прошел месяц, два, три, прошел год, но в их семейной жизни ничего не менялось. Роман по-прежнему бывал дома редко. Настолько редко, что узнал о поступлении жены в мединститут, когда она уже заканчивала первый курс.