улицам шастают люди общества, а пару дней назад сожгли Айви! – Дейзи остановилась рядом, упершись ладонями в колени, и попыталась отдышаться. – Когда Эллиот просил не высовываться, он имел в виду именно это, а не: ну, наденьте что-нибудь поярче, чтобы вас все заметили, и валите гулять. А еще обязательно помаячьте перед замком! – вскипела она. – Мы даже не можем прикрыться работой в «Чайной», потому что ты уволилась оттуда.
– Дейзи. – Мари глянула на нее. Лиловые прядки выбивались из-под белой мохеровой шапки. – Теперь я отвечаю за вас с братом. Поэтому тихо. – И она приложила указательный палец к губам. – Обществу сейчас не до нас, им бы полицию успокоить. А я должна расставить все точки над «i».
Она шагнула на крыльцо, но Дейзи снова поймала ее за руку:
– Ты такая спокойная с тех пор, как к тебе вернулась память, но я ведь знаю, внутри ты горишь от боли. Не стоит держать все в себе.
Ее тихие слова разбередили затянувшуюся было рану, и Мари судорожно вздохнула, а затем с горькой улыбкой прошептала:
– Я знаю, что такое потеря, Дейзи. Мне не привыкать, но…
Перед глазами встало улыбчивое лицо Айви. Они с ней не успели помириться. Последние слова, что они бросили друг другу, были пропитаны ядом предательства. И в следующий раз, когда она увидела Айви, это уже была не она. Сотни ведьм раздирали тело Мари, попеременно выхватывая над ним контроль. Она помнила, как оглушила Айви, как связала ей руки и волокла безлюдной ночью по коридору. Все боялись полнолуния, никто их не заметил. До тех пор, пока неожиданно сильные руки Мари не привязали Айви к столбу и не подпалили костер. Потом заметили все, но были уже поздно.
А еще Мари вспомнила, как вливала в горло Джорджи ядовитую настойку и видела в ее широко раскрытых глазах чужое отражение.
Все это делала она, пусть и под влиянием душ ведьм, но не будет ей за это прощения.
– Не хочу говорить об этом, – коротко добавила Мари.
Она поднялась по ступенькам и нажала на дверной звонок. По дому разнеслась мелодичная трель. Несколько минут они стояли молча, потом услышали шаги.
Дверь открылась, и некоторое время Мари и Элизабет молча взирали друг на друга.
– Значит, пришла.
– Пришла.
Элизабет куталась в серую кашемировую шаль и напоминала отощавшую птичку. Она посторонилась, пропуская их с Дейзи внутрь.
– Мисс Метаксас? – Она вскинула брови. – Только не говорите, что вы тоже… – Она запнулась и с тихим стоном закрыла двери, отрезая щиплющий мороз. – Две студентки-ведьмы в Вэйланде, прекрасно, что может быть лучше.
– Все не так плохо, как кажется, – неловко улыбнулась Дейзи.
– Как ты ее нашла? – Элизабет устремила взгляд на Мари.
– Кровь всегда призовет кровь. – Она пожала плечами. – А вы и правда отдаленно напоминаете Берггольца. Хотя прошло три века. Но в вашем лице угадываются черты Люциуса. – Она сняла пальто и повесила в шкаф. Дейзи тем временем запуталась в собственном пуховом шарфе, но вскоре разобралась с ним и остальной верхней одеждой.
– Откуда вам известно, что он – мой предок? – Элизабет прищурилась.
– Мне многое известно. А теперь я хочу поговорить с мамой.
Элизабет побледнела, хотя казалось, что больше некуда:
– Не думала, что мое знакомство со Стихеей произойдет вот так.
– Ждала, что сожжешь меня на костре?
Легкая улыбка тронула тонкие губы Элизабет, и она стала подниматься наверх:
– И да, и нет. В дневниках Берггольц писал, что нет страшнее ведьмы, чем Стихея. Но он не упоминал, что у вас были столь тесные отношения, чтобы называть друг друга по имени.
– В те времена дружба с ведьмой была равносильна тому, чтобы заболеть проказой. Поэтому Люциус скрывал ее даже в своих дневниках. Он был хорошим человеком, лучше, чем некоторые… – Мари задумалась, вспоминая глаза Ноэля. Растерянные, испуганные, как у щенка. Она выдохнула. – Но это уже совсем другая история.
Они остановились возле двери в спальню:
– Ребекка поправилась, правда болезнь сильно ее подкосила. Она пыталась увести тебя из Вэйланда, но, по непонятным причинам, ничего не вышло. – Элизабет отступила, пропуская Мари, а сама обратилась к Дейзи: – Пойдемте, мисс Метаксас. Теперь мы на одной стороне. Так что расскажете мне, почему вы приехали учиться в Вэйланд и как Эллиот допустил это.
Они пошли обратно на первый этаж, и до Мари донесся ответ Дейзи:
– Эллиот до последнего не знал, что я еду в Вэйланд. А когда узнал, пришел в такой «восторг», что несколько месяцев не общался со мной. Теперь я понимаю, почему он был против…
Мари нажала на дверную ручку и вошла в спальню. Возле окна стояла пожилая женщина, та самая, которую Мари встретила возле «Чайной». Седые волосы свисали вдоль лица, на котором морщины рисовали долгие и тяжелые годы жизни.
Старуха отвернулась от окна и пристально посмотрела на Мари. Ей понадобилось несколько минут, чтобы сфокусировать взгляд и прорваться сквозь чары.
Постепенно дурман развеялся. Волосы налились цветом, морщины разгладились. И Мари увидела маму. С их последней встречи прошел почти год, и за это время все изменилось:
– Я привыкла дышать одиночеством,
Я привыкла смотреть в пустоту.
Пусть предсказано это пророчеством,
Жить одной было невмоготу.
Почему не сказала и бросила
Ты дитя на распутье времен?
Было мне и тоскливо, и холодно,
Под землею так гроб погребен.
Ну, давай же, проси же прощения,
Объяснения твои ни к чему.
Слишком поздно, в моем отражении
Не увидишь ты дочку свою…
– Я тосковала, – прошептала Ребекка и раскрыла объятия.
Исхудавшие руки, льняное платье висит, как на вешалке. И все же объятия матери таили в себе надежду на тепло и защиту. Она всегда ее защищала, но цена оказалась непомерно высокой.
– На мне были чары, поэтому я тебя не узнала.
Ребекка растерялась, когда Мари не подошла к ней, и медленно опустила руки.
– Возможно, это сделала Несса… Скорее всего, именно она сдала меня Обществу.
– Скорее всего. Но теперь я вернула все воспоминания и больше ее не боюсь. – Мари закрыла двери и сделала несколько шагов вглубь спальни.
– Ты стала Стихеей?! – Лицо Ребекки смялось, как лист бумаги.
– Я всегда была Стихеей, мама. Но ты лишила меня силы, и души ведьм воспользовались моим телом… – Она перевела дыхание. – Никто бы не умер, если бы ты не отобрала у меня воспоминания.
Удивительно, но злости не было. Она испарилась, как исчезает утренний туман.
Мари смотрела на Ребекку и видела запутавшееся
