— Это как? — поинтересовался Бурик.
— Я точно не знаю… Говорят, железные дороги разных пространств соединяются между собой. Вот только попасть из одного пространства в другое по железной дороге можно только при определенных обстоятельствах. При каких — боюсь, никто не знает. С тем поездом такие обстоятельства возникли: он начал хаотично перемещаться через Пространство и Время и грозил нарушить чуть ли не структуру Вселенной.
— Ни фига себе! — выдал Добрыня, мельком взглянув на Бурика. — Кажется, в книге этого не было…
— Чтобы это остановить, нужно было вытащить череп из поезда и сделать так, чтобы он покоился вместе с телом. Точнее, с тем, что к тому времени от тела осталось… Но кладбища тогда уже не существовало — его сравняли с землей. Вот Сальваторы и отправили меня в прошлое. Как я понял, они очень редко позволяли себе такие вещи, но здесь был особый случай.
— А почему они сами туда не сходили? — спросил Добрыня.
— Не знаю, — ответил Вовка. — Сами они почему-то не могли этого сделать… Для этого нужен был мальчик до четырнадцати лет. Понятия не имею, с чем это связано. Ну так вот, гроб уже опустили в могилу, и я хотел отдать череп священнику, но он испугался. Пришлось положить ларец на одну из табуреток, на которых ставили гроб. От меня действительно все шарахнулись.
— Конечно, — шутливо проворчал Стас, — впереться в девятнадцатый век в джинсовых шортах и с плеером. Только ты мог…
— Тебя ж туда не послали! — огрызнулся Вовка. — Ты, конечно, пошел бы туда в костюме-тройке и при галстуке. А мне тогда двенадцать лет было. Без плеера я бы в штаны наложил. Так хоть музыка отвлекала…
— Все-все, молчу… Достойный аргумент. Продолжай.
— Перед уходом я оглядел толпу и встретился взглядом с мальчиком, которого мать пыталась спрятать за спину. Действительно, будто какая-то искра пробежала — я потом часто думал о нем. Но лица так и не вспомнил.
Вовка посмотрел на Бурика.
— А как вы… то есть ты уходил? — спросил тот.
— Тоже была будто дорога. Только обратно она почему-то заняла очень мало времени. И как-то… почти ничего не отложилось. А у каменной двери меня уже ждали.
Все опять немного помолчали.
— Может, эта дорога и есть тот самый Абсолютный Путь через время и разные пространства? — спросил Стас.
— Вполне возможно, — ответил Вовка. — Но мне ведь тогда никто ничего не объяснил.
— Нам тоже не объяснили. Отпустили с миром — ночью отвезли на микроавтобусе в Миланский аэропорт. А папе твоему сделали фальшивый паспорт для вылета.
— Этот паспорт потом сгорел, — сказал Вовка.
— Как сгорел? — не понял Стас. — Ты никогда об этом не говорил.
— Самовоспламенился вот здесь, на папином столе. Хорошо еще, ничего в квартире не вспыхнуло.
— А кто такие эти монахи… солитёры? — поинтересовался Добрыня, нарушив общее молчание.
— Че-го?! — захохотал Стас.
Почти сразу к нему присоединились сначала Вовка, потом, по инерции, Бурик.
Добрыня набычился.
— Ты же сам почти так сказал. А я не расслышал.
— Уфф, уморил… — Стас вытер глаза.
— Это древний монашеский орден, — стал объяснять, отсмеявшись, Вовка, — который испокон веку оберегает мир от пришествия зла. По-итальянски Salvatore означает Спасатель или Спаситель. Они собирают по всему миру артефакты и освящают их…
— Что-что они собирают? — не понял Бурик.
— Артефакты. Это… ну, их еще можно назвать «нездешние вещи». Те, которые обладают необъяснимыми свойствами. Только они собирают и хранят не все такие предметы, а те, которые могут стать причиной глобальных катастроф.
— Конца света? — спросил Добрыня.
— Да, и его в том числе. До недавнего времени об ордене Хранителей-Сальваторов не было известно почти ничего. Но в последнее время вселенское зло снова начало поднимать голову. Вот и Сальваторам пришлось активизироваться.
Пока мальчишки обдумывали вовкины слова, Стас встретился с ним взглядом и движением бровей выразил: «Вот такие дела…» Бурик, по видимому, это заметил.
— Я где-то читал, — сказал он, немного смущаясь, — что сон — это не всегда сон…
— Правильно читал, — ответил Вовка. — Иногда это как бы… отражение реальности иного измерения. Другой грани Вселенной.
— Почему же об этом никто не знает? — спросил Бурик.
— Кто например?
— Ну… ученые.
— Может, тебя это удивит, но официальной науке никогда не позволяли заниматься подобными вещами. Вспомни историю. Авантюрист Галилей взялся утверждать, что «ОНА вертится». Его вежливо пригласили куда следует и там ненавязчиво так продемонстрировали орудия пыток. Галилею хватило. Он вышел и во всеуслышание заявил: «Не вертится! Не вертится!! Не вертится!!!»
— Почему? — спросил Добрыня.
— Да потому, что у него была семья! — воскликнул Стас. — То есть я точно не знаю, но, кажется, была… Ты пока этого не понимаешь, но ради семьи можно поступиться очень многим.
— Да… Не каждый, далеко не каждый способен быть Джордано Бруно, — задумчиво сказал Вовка, словно что-то вспомнив.
— И слава Богу! — ответил Стас. — Был бы Джордано умнее — сколько он открытий еще сделал бы!
— Но ведь у него были эти… как их… принципы?! — не соглашался Бурик ни со Стасом, ни с Вовкой.
Стас почесал нос. Потом зачем-то взял со стола дискету, пощелкал клапаном и положил на место.
— Знаешь, ты удивишься, но не все в этой жизни стоит принципов. Особенно если на карту ставится жизнь близких… — Стас вздохнул и добавил. — И вообще, жить нам приходится не с принципами, а с людьми.
Повисла пауза. Вовка первым нарушил молчание.
— Кто-то сказал, что никакого «…А все-таки она вертится!» Галилей не говорил.
Стас покачал головой.
— История — это миф. Когда ты был таким, как Добрыня с Буриком, я пытался тебе это доказать. Ты не верил. Теперь веришь?
— Теперь верю… — ответил Вовка.
— И я верю! — сообщил Бурик.
— И я! — догнал его Добрыня.
Вовка улыбнулся и взъерошил обоим мальчишкам волосы.
— А он сейчас еще есть, этот поезд-призрак? — спросил Бурик. — Ведь череп из него вынесли.
— Не знаю, — ответил Вовка. — Тогда он просто уехал и все. Может и есть.
— Есть, конечно, — усмехнулся Стас. — У Андрея Щербакова дома на серванте паровозик стоит игрушечный — от детской железной дороги остался. Его заводишь, пускаешь на пол, он минуты две бегает как обкуренный, и куда-то пропадает. А во время ужина вдруг появляется на кухне из-под плиты. Все орут, что это мышь. Черненький такой мышь… И прыгают на табуретки с ногами.
