Наполнив кормушки свиней силосом с картошкой и топинамбуром и пока те чавкали, убрав навоз, Митяй рассыпал по деревянному полу опилки пополам с сухой травяной сечкой, свез навоз в навозохранилище и отправился к козам. Там он проделал все то же самое, только засыпал в кормушки сено, прибавив к нему немного силоса и клубней топинамбура. Хотя козы давали навоза за сутки меньше, чем свиньи, он убирал его каждое утро, засыпая доски сечкой и потому, вычесывая козий пух, ему не приходилось сначала вытаскивать из него козьи орешки. После этого он переоделся, тщательно запер все и пошел в дом. «Тигр», разумеется был при нем, он сменил «Ремингтон». Позавтракав тем, что осталось со вчерашнего ужина, Митяй набрал полную корзинку съестного и отправился в мастерскую. Вот уже почти неделю он экспериментировал, варил в тиглях смальту различных цветов и отливал из нее шарики для бус, но пока что не получил чистых и ярких цветов, хотя бусы у него получались довольно неплохие. Впрочем, те бусы, которые он вытачивал вручную из камня, выходили все же гораздо ярче, красивее и наряднее.
Митяй привез с Асфальтовой Горы несколько больших глыб плотного песчаника, с помощью молотка и зубила вырубил несколько точильных камней и смастерил точильный станок с корытцем для воды. Не наждак, конечно, но с водой на этом станке можно было точить топоры, ножи и наконечники для копий. Жаль только что он совершенно не годился для вытачивания бус из различных пород камня, а имеющиеся у него наждачные круги для заточного станка, он жалел и выточил всего лишь три большие нитки бус из самых красивых минералов. Зато куда больше он изготовил украшений из оленьего рога и кости, а теперь переключился на смальту. Митяй заложил в три небольших ковша шихту, запалил горелки и решил сходить в литейку. С утра стояла морозная, ясная погода, но когда он вышел из мастерской, то заулыбался, все небо затянули тучи, пошел снег и стало ощутимо теплее. Мигом забыв, что ему было нужно в литейке, он вернулся в мастерскую и приступил к работе, прерванной изза сильных холодов, продолжил мастерить снегоход, а для этого у него было уже почти все готово, оставалось только изготовить лыжи, широкую опорную и узкую рулевую. Делать их деревянными он не хотел. Вдруг сломаются в дороги и тогда не снегоход повезет его, а ему придется тащить на себе мотоцикл по глубокому снегу.
Митяй разжег горн и сразу же принялся разогревать слиток прочной, углеродистой стали, из какой он ковал неплохие топоры и ножи. На этот раз он не стал разрубать слиток стали, а принялся осаживать его на наковальне механическим молотом с торца, чтобы потом, прокатав, получить длинную лыжину, таких ему нужно было две, установить по бокам мотоцикла, еще одна, покороче, чтобы стояла прямо под ним, давая возможность установить металлическое колесо. Все три ему нужно соединить в одну большую лыжину с вырезом под ведущее колесо на раме из уголка. Стальное ведущее колесо со стальными лопастями и шипами десятисантиметровой длины, он уже изготовил и даже отбалансировал. Крутилось оно практически идеально, жаль только, что он не мог сделать его пошире. Тогда ему пришлось бы переделывать вилку мотоцикла, но Митяй надеялся, что и это будет таскать его по снегу с весьма приличной скоростью и еще тащить на буксире легкие, прочные нарты со спинкой, чтобы на них можно было с комфортом усадить пассажира, а то и троих, вот только переднему придется постоянно ловить рожей снег и ледышки. Ветровое стекло на нартах не было предусмотрено. На него у Митяя не нашлось бы подходящего материала.
Если потеплеет хотя бы до минус пятнадцати и теплая погода продержится пару, тройку недель, то ему удастся поохотиться на волков и пополнить запас волчьих шкур, в которые Митяй просто влюбился изза тонкой, прочной кожи и густого меха. Он уже выделал, до полной готовности и даже отполировал мех, шесть таких шкур и был вынужден признать, что волчьи шкур это нечто совершенно особенное, да, и волчьи кожи тоже, хотя он и не согнал еще известью волос с двух десятков шкур. Настало время самым серьезным образом подумать о новой одежде. Большой кусок замши он уже имел, с нитками у него проблем тоже не было, Митяй навострился вить их из льняной пряжи, причем довольно прочные, хотя и несколько толстые, ну, да, ничего, не шелка ведь шить, к тому же коекакой запас ниток у него тоже имелся. Жаль только что из красителей, кроме луковой шелухи, да, еще буроваточерных чернил, изготовленных из дубовых орешков, у него ничего под рукой не имелось. Лук он выращивал ничуть не хуже самого знатного корейца, а потому в луковой шелухе недостатка не испытывал и даже покрасил ею в красивый, краснокоричневый цвет свитер, связанный из шерсти Крафта. Второй свитер, из шерсти носорога, даже не пришлось красить, он и так имел красивый коричневый цвет.
Снегопад шел три дня и после него погода действительно переменилась к лучшему, на улице было всего минус девять. За это время Митяй превратил «Иж49» из мотоцикла в снегоход, поставив его на широкую лыжину и как только снег перестал валить, принялся его испытывать, надеясь на то, что заднее колесо с гребными лопастями и шипами вихрем понесет его по снегу и не подведет. Да, уж, подвести оно не подвело, вот только по рыхлому снегу его снегоход двигался довольно медленно, немного быстрее пешехода и тут Митяй уже ничего не мог поделать. Зато как только он выезжал на те места, где ветерком снег малость сдуло и под колесо попадал более плотный снег, скорость моментально увеличивалась. Правда, пока он ездил по латифундии на снегоходе, подул южный ветер, принес с собой тепло и снег прямо на глазах стал помаленьку оседать. Митяй отогнал снегоход в гараж и занялся теми волчьими шкурами, которые намазал с мясной стороны известковым тестом, сложил в стопку в большом деревянном корыте и залил водой. Со шкур первого отстрела уже легко выдергивалась волчья шерсть, которую он тоже собирался пустить в дело, на шерстяную пряжу. Она была довольно длинной и хорошо свивалась в нить на прялке с педальным приводом. Доставая попарно эти шкуры, он принялся за работу.
Кожевенную мастерскую Митяй устроил в угловой северной комнате, подальше от жилой, кухни и продовольственного склада с сухими продуктами, так как в ней стоял очень сильный и весьма неприятный дух, исходивший от большой дубовой бадьи с забродившим уже киселем из пшеничных отрубей, но до того, как загрузить в нее волчьи шкуры, с них нежно было сначала согнать всю шерсть, чем он и занялся. Стараясь дышать через раз, лучше, конечно, было бы совсем не дышать, он разделил две шкуры, соскреб тупым ножом с одной известь, бросил шкуру на стол и принялся сильными, но мягкими движениями ножа сгонять шерсть, складывая ее в большой деревянный ящик. Пригодится, однако. Вскоре все шкуры облысели настолько, что можно было пустить в ход и технику. Митяй загрузил их в деревянный барабан, засыпал в него дубовых чурочек, опилок и извести, залил несколько ведер воды и включил электродвигатель самодельного, зато мощного, два киловатта, заточного станка, а сам отправился на скотный двор, к самому страшному помещению, входить в которое он, честно говоря, очень не хотел потому, что в нем находилась две бадьи, одна побольше, с механической мешалкой и пока что пустая, а вторая с шакшой, то есть с натуральными собачьими экскрементами, которые вот уже добрых две недели бродили, а точнее попросту гили в тепле, издавая жуткое зловоние. Ему нужно было проверить, идет еще брожение или уже закончилось. Побыв в тошнотворной вонизме пять минут и убедившись, что все нормально, Митяй пулей вылетел из лайковой дубильни.
Увы, но все, что так сильно воняет и доставляет массу неприятностей во время работы, потом превращается в замечательные, просто изумительные вещи. Только так Митяй и мог выделать отличную лайку, из которой можно будет пошить штаны и прочую верхнюю одежду. Сцепив зубы и мужественно преодолевая порывы к рвоте, он четыре дня занимался шкурами, прежде чем пошел к выпиленной в Марии проруби и там основательно промыл их в ледяной воде. Зато после того, как волчьи кожи высохли и покрутились в деревянном барабане с отрубями и деревянными чурочками, они превратились в прекрасную, мягкую лайку, которую он тут же заложил в два красильных чана с черной и краснокоричневой краской, радуясь тому, что получил, наконец, отличную, прочную кожу для шитья штанов и курток. Рубахи и трусы ему вскоре предстояло носить замшевые. Пока Митяй валандался со шкурами, оттепель закончилась и начало примораживать, а через два дня образовался такой прочный снежный наст, что его даже не пропиливало колесо снегохода. На следующее утро, предварительно собравшись, он прицепил к снегоходу нарты с провизией и снаряжением и отправился на охоту.
Места, лежавшие к северу от латифундии, Митяй хотя и не исследовал, но хотя бы осмотрел, а потому решил смотаться на южный фланг и посмотреть, что творится там. Он оделся потеплее и даже взял с собой шкуру махайрода вместе с головой, чтобы по дороге к нему не приставали всякие большие, темные личности. Снегоход мчался по снежному насту со скоростью не менее двадцати пяти километров в час и он, выкручивая педаль газа, то и дело весело вопил от восторга во весь голос. Крафт, прижав уши, сидел в багажном ящике у него за спиной вместо балласта, он весил уже под девяносто килограмм и даже не тявкал. Впрочем, Митяй особенно не рысачил. Поднявшись на высокий холм километрах в двенадцати от своей латифундии, он остановился достал бинокль и стал рассматривать окрестности. Позади, как на ладони, перед ним лежала его латифундия и он со вздохом констатировал, как же много ему еще предстоит построить и сделать, чтобы превратить свое поселение в очаг цивилизации, которым он сможет гордиться по настоящему. Ну, с этим он мог не спешить, а потому принялся рассматривать лежащую перед ним холмистую местность, изредка поросшую деревьями и кустарниками, укрытую снегом и изборожденную следами.
